Мы предлагаем вам, дорогие читатели, предания и притчи, истории о святынях и жизни подвижников Святой горы Афон, в письмах рассказанные друзьям русским святогорцем  иеросхимонахом Сергием (Весниным).

В середине XIX столетия придя на Афонскую гору, о которой грезил с детства, он, молодой овдовевший священник, навсегда остался в Руссике, став молитвенником, подвижником и духовным писателем. Литературные труды его стали весьма известны и помогли добывать средства, необходимые для возрождения Русского Афонского Пантелеимонова монастыря. В Санкт-Петербурге многократно переиздавались его «Письма к друзьям своим о Святой Горе Афонской», а составленный им Афонский патерик, дополненный монахом Азарией, переиздается до сих пор.

ОТВЕТ БЕСА АФОНСКОМУ МОНАХУ

Таинства Святой Церкви – существенная потребность нашего духа и единственное условие к временному и вечному благополучию.

Я думаю, вы слыхали, что отвечал бес пустыннику, когда последний спросил его: что для него страшно в христиан-
ском роде?

– Три случая в вашей жизни, – отвечал бес, – грозны и невыносимы для меня.

– Что ж это такое? – спросил пустынник.

– А вот что: Таинство Крещения, где я совершенно теряю свою силу и право над вами; Крест, который мучит меня, гонит и уничтожает, и наконец – Причащение. Последнее, – продолжал бес, – страшнее мне самой геенны: оно то же для меня, что солнце для тьмы; я не могу не только приблизиться к достойно причащающемуся, но даже страшусь взглянуть на него. Впрочем, – прибавил бес, – все это как ни убийственно для меня в своем существе, но благодарю людей: они своею невнимательностью и порочными навыками сами уничтожают и отгоняют от себя силу благодати Таинств; поэтому я только на время отступаю от них. Они сами дают мне случаи овладевать ими и царствовать в преступном их сердце.

Видите, что значит Святое Причащение?

О, не надобно пренебрегать Таинствами Святой Церкви! Они остаются для нас верными залогами райского блаженства. Не ленитесь приобщаться, помня, как у нас на Святой Горе дорожат приобщением. Две недели, это много – оставаться без Святой Евхаристии. Для вас же, по уважению к беспрерывным хлопотам и общественным должностям, необходимо по крайней мере каждый пост приступать к Трапезе Господней.

О ВРЕМЕННОМ СТРАДАНИИ И ВЕЧНОЙ МУКЕ

Мне хочется рассказать вам про одного афонского старца, который и теперь еще жив^*.

Сознайтесь сами, ведь дважды за одно и то же преступление и на земле не наказывают; так же надобно понимать и о загробном Суде. Тот, кто отстрадает здесь, разумеется – в духе смирения пред наказующею правдою Божиею и с чувством детской покорности, там, благодатию Христовою, таковой является совершенно оправданным. Но горе тому, кто, не зная иных путей, кроме разврата и мирских суетностей, постоянно здоров и не понимает, что такое страдальческая жизнь! Такому лучше бы есть золу и полынь, рыдать и плакать, чем радоваться здоровью как драгоценному дару Божию. «Почему ж?» – спросите. Не меня, а святого апостола Павла об этом спрашивайте: я его слова предложил вам, к нему и обращайтесь, то есть к его назидательным Посланиям.

История Церкви представляет нам удивительные образцы самоотвержения, к каким некоторые из святых обрекали себя на все страдания настоящей жизни. Я за лишнее считаю указывать вам на эти образцы. Если вы читаете Пролог^** и Четьи Минеи, там вы найдете их.

Между тем я расскажу вам, как один здешний старец долго молился Богу, чтоб Он наказал его здесь за грехи и помиловал бы там – за гробом. Непрестанный молитвенный вопль старца наконец проник небеса и дошел до Господа Бога. Бог, как Любовь, с участием внял желанию старца и благоволил утешить его собственным Своим явлением.

Однажды, по обычной молитве, старец прилег отдохнуть и погрузился в тихий сон. В первые мгновения сна он был поражен ослепительным сиянием, разлившимся по келлии. Старец боязненно осмотрелся, и его взоры остановились на Кресте, к которому пригвожден был Божественный Страдалец, Господь наш Иисус Христос; терновый венец лежал на израненной главе Его; из рук, из ног и из ребра Его кровь струилась потоком; от лица Искупителева, от Его кротких взоров исходило удивительное сияние. Старец затрепетал от радости, пал пред Господом на колени и залился слезами...

– Что ты так горько и беспрестанно плачешь? Чего ты хочешь от Меня? – спросил кротко с Креста Спаситель плачущего старца.

– Господи! – воскликнул старец, умиленно скрестив на груди руки. – Ты знаешь, как я огорчил Тебя, Ты видишь, как много у меня грехов; покарай меня за них в настоящей жизни, как Тебе угодно, и помилуй меня по смерти. Более ничего я не хочу, более ничего я не прошу от Тебя!

– Хорошо, – отвечал Господь, – будет по твоему желанию; Я дам тебе дар такой же, какой дан Мною и твоему старцу.

Видение кончилось. Старец, сильно потрясенный чувствами неизъяснимой радости от лицезрения и сладкой беседы с Господом, не пробуждаясь еще, ощутил, что его внутренность вся как будто надорвалась; он пробудился и действительно увидел, что у него появилась огромная грыжа и осталась таковою навсегда; самый бандаж впоследствии не помогал ему в страдальческом положении. Духовник этого старца с давних пор тоже мучится грыжею.

Судите же после этого, как надобно понимать цену болезни и здоровья. Если здоровье – драгоценный Божий дар, то нездоровье можно по справедливости назвать уж бесценным даром, потому что первое часто погружает нас в опасное самозабвение, питает страсти и требует им греховного удовлетворения, тогда как последнее, то есть нездоровье, и нераскаянного грешника часто обращает на путь искреннего раскаяния и правды.

«Это так, – скажете, – да терпеть-то каково?» Что ж делать! Любим грех и сладострастие – почему же не любить и следствие их? Если бы знали мы, если бы дано было видеть нам преждевременно, что нас ждет за гробом и в последние минуты жизни, конечно, как говорил один святой отец, мы целый век согласились бы с удовольствием просидеть в келлии, переполненной язвительными червями, чем пробыть несколько времени в аду.

Я думаю, слыхали вы, как один расслабленный, изнемогая в духе терпения, с воплем просил Господа прекратить его страдальческую жизнь.

– Хорошо, – сказал явившийся однажды больному Ангел. – Господь, как неизреченно Благ, соизволяет на твою молитву; Он прекращает твою временную жизнь, только с условием: вместо одного года страданий на земле, которыми всякий человек, как золото в огне, искушается, согласен ли ты пробыть три часа в аду? Твои грехи требуют очищения в страданиях собственной твоей плоти: ты должен бы еще быть в расслаблении год, потому что как для тебя, так и для всех верующих нет другого пути к Небу, кроме крестного, проложенного безгрешным Богочеловеком. Этот путь тебе уже наскучил на земле; испытай, что значит ад, куда идут все грешники; впрочем, только испытай в течение трех часов, а там – молитвами Святой Церкви ты будешь спасен.

Страдалец задумался. Год страданий на земле – это ужасное продолжение времени! «Лучше ж я вытерплю три часа, – сказал он сам себе, – чем год».

– Согласен в ад, – сказал он наконец Ангелу.

Ангел тихо принял на свои руки его страдальческую душу и, заключивши ее в преисподних ада, удалился от страдальца со словами:

– Чрез три часа явлюсь я за тобой.

Господствующий повсюду мрак, теснота, долетавшие звуки неизъяснимых грешнических воплей, видение духов злобы в их адском безобразии – все это слилось для несчастного страдальца в невыносимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдание и ни ползвука радости в необъятной бездне ада: одни лишь огненные глаза демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сдавить его, сожрать и сжечь своим геенским дыханием. Бедный страдалец затрепетал и закричал, но на его крик и вопли отвечала только адская бездна своим замирающим вдали эхом и клокотанием геенского пламени, которое клубилось в виду трепетавшего заключенника. Ему казалось, что целые века страданий протекли уже; с минуты на минуту ждал он к себе светоносного Ангела, но Ангела не было. Наконец страдалец отчаялся в его райском появлении и, скрежеща зубами, застонал, заревел, что было силы, но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся в преисподней тьме, были заняты собою, своим собственным только мучением, и ужасные демоны в адской радости и с хохотом вскрикивали:

– Вот славно! Пару и жару для жданных гостей!

Наконец тихий свет ангельской славы разлился над бездною. С райскою улыбкою подступил Ангел к нашему страдальцу и спросил:

– Что, каково тебе, брат?

– Не думал я, чтоб в устах ангельских могла быть ложь, – прошептал едва слышным, перерывающимся от страданий голосом заключенник.

– Что такое? – возразил Ангел.

– Как что такое? – произнес страдалец. – Ты обещался взять меня отсюда чрез три часа, а между тем целые годы, целые, кажется, века протекли в моих невыразимых страданиях!..

– Помилуй, что за годы, что за века? – кротко и с улыбкою отвечал Ангел. – Час еще только прошел со времени моего отсутствия отсюда, и два часа еще сидеть тебе здесь.

– Как два часа? – в испуге спросил страдалец. – Еще два часа? А это – час только протек? Ох! Не могу терпеть, нет силы! Если только можно, если только есть воля Господня, умоляю тебя: возьми меня отсюда! Лучше на земле я буду страдать годы и века, даже до последнего дня, до самого Пришествия Христова на Суд, только выведи меня отсюда. Невыносимо! Пожалей меня! – со стоном воскликнул страдалец, простирая руки к светлому Ангелу.

– Пожалуй, – отвечал Ангел, – Бог, как Отец щедрот и утехи, удивляет на тебе благодать Свою.

При этих словах страдалец открыл глаза и видит, что он по-прежнему на своем болезненном ложе. Все чувства его были в крайнем изнеможении, страдания духа отозвались и в самом теле, но он с той поры уж в сладость терпел и переносил свои страдания, приводя себе на память ужас адских мучений и благодаря о всем милующего Господа.

О НЕУСЫПАЮЩЕМ ЧЕРВЕ

Двое друзей вошли в храм Божий и как раз напали на трогательное, сильное истинами и сладостью речи слово проповедника, который доказывал спасительность самоотвержения и всю опасность мирской суетности. Один из них так был проникнут силою Божественного Слова, что его сердце не выносило упреков потрясенной совести и теплоты умилившихся чувств; он горько плакал о своем положении и в этих горючих слезах кающейся души дал обет Господу – разлюбить все земное и пойти в монахи.

Напротив, другой был совершенно в ином расположении духа. Вместо того чтоб растрогаться справедливостью Слова Божия и, при искренности покаяния, решиться исправить свое развращенное сердце, он ожесточился и нахально издевался над евангельскими истинами. Эти друзья в церкви еще расстались между собой – духом, а по выходе из нее и телом: один действительно все имение свое роздал нищей братии и сделался монахом, а другой жил припеваючи, то есть роскошно, и в точном исполнении сердечных прихотей, как евангельский богач, – веселяся по вся дни светло^*.

Кажись бы, строгость монастырской жизни должна убивать нас и, истощая силы, безвременно сводить во гроб; но, к нашему благу, мы замечаем совершенно противное тому: хилые, тощие и болезненные иноки тянутся иногда чрез целый век жизненным путем, а тучные и здоровые миряне нечаянно похищаются смертью. Так сталось и с теми друзьями.

Монах пережил мирянина; и когда этот последний скончался, друг его пожелал узнать положение за гробом души его. Долго и с искреннею верою молился он об этом ко Господу Богу, предоставляя Его святой воле исполнение своей детской молитвы. Бог услышал его, и чрез несколько дней, в тонком сне, монаху является умерший друг его.

– Что, братец, как тебе, хорошо ли? – спросил своего друга обрадованный свиданием с ним монах.

– Ты хочешь знать это? – со стоном отвечал мертвец. – Горе мне бедному! Червь неусыпающий точит меня, не дает и не даст мне покоя чрез целую вечность.

– Что ж это за мучение? – продолжал вопрошать монах.

– Это мучение невыносимо! – воскликнул умерший. – Но делать нечего: нет возможности избежать гнева Божия. Мне теперь дана свобода, ради твоих молитв, и, если хочешь, я тебе покажу мое мучение; только совершенно ли хочешь ты видеть и чувствовать то или отчасти? Вполне моего мучения ты не можешь вынести; итак, некоторую часть испытай и виждь...

При этих словах мертвец приподнял подол своего платья по колено, и ужас и невыносимый смрад так поразили все чувства спящего монаха, что он в то же мгновение проснулся.

Вся нога, которую открыл ему друг его, была покрыта страшным червем, и от ран выходил такой зловонный смрад, что нет слова и пера для выражения того. Этот адский смрад так охватил и келлию монаха, что он едва мог выскочить из нее, не успевши даже захлопнуть дверь за собою, отчего смрад не переставал разливаться на весь монастырь; все келлии переполнились им, и переполошенные иноки не понимали, что это значит. В течение долгого времени этот адский воздух не исчезал, и братия поневоле должны были оставить монастырь и в другом месте искать себе приюта; а друг покойного не мог ничем избавиться от раз вдохнутого зловония, ни отмыть от рук адского запаха, ни заглушить его никакими ароматами. Вот что значит неусыпающий червь! Не дай Бог быть его вечною жертвою!..