В самом начале апреля в отдел писем одной из газет пришло странное письмо.

Этот отдел занимался обработкой материала, присылаемого подписчиками для публикации. Кроме того, в его обязанности входила обратная связь с респондентами, а проще — ответы на вопросы читателей по поводу свежих статей. Текущая работа сотрудников сводилась к разбору писем, их чтению, правке и подготовке к печати. Штат «Колонки читателей» не отличался численностью, да и возрастом его сотрудники обгоняли служащих других отделов. Все, что они делали, как-то терялось на фоне того, чем занимались в отделах местных и политических новостей, поэтому в газете не было принято выражать недовольство «письмовиками»: их работа не отличалась сложностью, она не требовала отсидки «от звонка до звонка», позволяла гонять чаи или даже просто волынить. Но с другой стороны, у них всегда имелся хоть и небольшой, но все же шанс напасть на настоящую сенсацию и оказаться в центре внимания очередного номера.

Шунаи Вакизака как раз и не везло в текучке. Всем людям, которые корпели за столами в одной с ним комнате, уже перевалило за сорок, а интересовали их только две проблемы: повышение оклада  и  продвижение по службе. Ода, который сидел по соседству с ним, оставалось до пенсии пять или шесть лет, и первое, что он делал каждое утро — это открывал газету с финансовыми сводками. Вакизака едва достиг тридцати и считал себя в отделе человеком временным. Полгода назад ему удалось перевестись из пригородного филиала газеты в столичный центр, пусть для начала в отдел писем. Он мечтал попасть в отдел местных новостей, на что существовали свои причины: во-первых, он никак не мог привыкнуть к рутинной и скучной возне с письмами, и во-вторых, он просто завидовал друзьям, пробившимся в более волнующую и романтическую репортерскую сферу. Но как бы то ни было, делом своим он занимался добросовестно.

В тот апрельский день он, как обычно, сидел за своим столом и просматривал письма. Ода по соседству тоже пыхтел над пачкой бумаг.

— Это еще что за чертов шутник? — прорычал Ода, размахивая очередным посланием.

— В чем дело? — спросил Вакизака.

Ода попросил одну из посыльных принести чашку чая.

— Я вообще-то человек не злой, но я зверею, когда кто-нибудь пытается сделать из меня осла. Скажи, что, по-твоему, этот парень имел ввиду: «Я пишу эти строки на берегах реки Стикс»?

— На берегах реки Стикс?

— Ага.

— Дай-ка взглянуть...

— Это бред какой-то. Когда закончишь читать — выкинь,— посоветовал Ода, шумно прихлебывая принесенный девушкой чай.

Вакизака взял письмо и начал читать: «Я пишу эти строки на берегах реки Стикс. Это значит, что я более не принадлежу вашему миру. Говоря словами смертных, я умер. Мне устроили шикарные похороны. Сослуживцы, друзья и родственники пришли со своими соболезнованиями; надеюсь, что они искренне скорбели о моей кончине. Но я не умер естественной смертью, не покончил жизнь самоубийством и не стал жертвой несчастного случая,— меня убили. Это могут подтвердить только два человека: я и мой убийца. К несчастью, я не смог увидеть того, кто пресек мою судьбу, потому что он напал на меня сзади, со спины, и единственное, что меня удерживает на этом берегу Стикса, то это жажда мести.

Вероятно, вы думаете, что мертвые не могут писать письма. Ошибаетесь. Я думал так же, пока жил, но поверьте, есть много вещей, которые невозможно втиснуть в рамки науки. Возьмите хотя бы привидения и духов. Ведь они, что бы там ни говорили, существуют. Кстати, о духах. Вокруг меня сейчас те, которые, как и я, не могут пересечь Стикс, потому что они покинули земной мир, оставив незавершенные дела. Им нет покоя.

Существуя только лишь как дух, я вынужден был кое-кем воспользоваться, чтобы чужой рукой написать это письмо. Это трудно и занимает много времени, но я уверен, что мое письмо достигнет вашего мира, мира живых».

Дождавшись, когда Вакизака закончит читать, Ода спросил:

— Ну, и как тебе? Просто чудесно, не правда ли?

— Все это, безусловно, выглядит очень странно.

— Странно? Да это просто бредятина какая-то! Всякие придурки меня уже достали подобным мусором.

Вакизака посмотрел на адрес, указанный на конверте. Там значилось название газеты и адрес: «Центральный район, Токио — и ничего больше — ни улицы, ни номера дома. Конечно, письмо мог кто-нибудь принести и бросить в почтовый ящик редакции, но на конверте стоял надлежащий штамп, которым погасили марку в отделении связи. На месте обратного адреса нашлось и имя отправителя корреспонденции: Широ Куреха, Окузава, район Сетагайо, Токио.

Ода все еще кипел:

— Ну и ну!

— Да, но чего он хотел, отправляя такое письмо?

— Немного подурачиться.

Может быть. Но Вакизака подумал, что шутку так тщательно не разрабатывают. Он внимательно вгляделся в штамп: письмо отправили из приморского городка Атами, расположенного в трех часах езды на поезде от Токио. Дата отправки — 8 февраля.

Вакизака не сомневался, что сейчас апрель, но все же непроизвольно взглянул на календарь. Конечно, почта может иногда запаздывать, но обычно требовалось не более четырех-пяти дней, чтобы письмо попало в столицу из любого уголка страны. Ну хорошо, можно объяснить сроки доставки неточностью адреса, но это несколько дополнительных дней, не два же месяца! Да было бы откуда, а то от Атами до Токио. Вакизака вспомнилась фраза из письма: «Это трудно и занимает много времени...»

«М-да, ерунда какая-то,— подумал он, прицеливаясь письмом в корзину для бумаг. Но неожиданно какая-то шальная мысль, смутное ощущение чего-то упущенного остановили его руку на полпути. Дата отправки письма, тиснутая на печати почтового отделения... Может, в этих нескольких цифрах скрывалось нечто, заинтриговавшее Вакизака (как это ни странно, но именно печать и повлияла на дальнейшие события). Он тут же рванул к себе телефонный справочник и стал, торопливо шелестя страницами, искать что-то. Результат поисков не заставил себя долго ждать: Широ Куреха, Окузава, район Сетагайо, Токио,— все это действительно существовало. Он снял трубку и набрал нужный номер. На том конце провода ответила женщина.

— Это дом Куреха?

— Ну...

— Я не ошибся?

— Вообще-то дом принадлежал Куреха. Но миссис Куреха уехала отсюда.

— Когда?

— В конце прошлого месяца.

— А вы случайно не знаете, куда она уехала?

— Да, знаю, это недалеко отсюда.

— Вы не могли бы дать ее телефонный номер?

— Насколько я знаю, у нее нет телефона.

— Э... Вам этот вопрос может показаться странным, но не могли бы вы мне сказать, хорошо ли себя чувствует мистер Куреха?

Пауза. Затем женщина ответила:

— Я слышала, что он умер.

— Умер? Когда это случилось? — Вакизака охватило волнение.

Снова пауза, затем женщина с нерешительностью в голосе спросила, мол, с кем она имеет честь говорить. Вакизака представился и, чуть помедлив, добавил:

— Я просто хотел спросить мистера Куреха кое о чем. Я не знал, что он скончался.

— Боюсь, что мне больше нечего добавить. Но я думаю, что случилось это не так давно, может, месяца три назад.

— Извините за нескромный вопрос, но хорошо ли вы знали чету Куреха?

— Нет, я знаю только то, что нам сказали при покупке этого дома.

— Ясно... Что ж, прошу прощения за беспокойство. И спасибо, что помогли мне.

 

 

2

 

 

— Ну?..— спросил Ода.

— Человек, написавший это письмо, мертв. И умер он три месяца назад.

Ода пристально посмотрел на Вакизака:

— Убит?

— Бог мой, да откуда я знаю? Та женщина, с которой я разговаривал, сообщила самую малость, только то, что купила дом Куреха после его смерти.

— Ладно-ладно, не кипятись,— сказал Ода.— Не нужно воспринимать все так близко к сердцу. И вот еще что: выбрось-ка ты эту чепуху из головы. Кажется, смерть этого парня не вызвала никаких волнений у полиции; кроме того, мертвецы писем не пишут. А письмо —  это чья-то злая шутка.

— А я и так спокоен. А если меня и трясет — то чуть-чуть. Но скажи, неужели вся эта история не вызвала в тебе никакого интереса? Меня она задела, и что бы ни случилось, я хочу узнать, что стоит за всем этим.

— да оставь ты это, простофиля! Бог с ним. Ломать голову из-за безумия... Я тебе точно говорю.

— Безумие? Но шло-то письмо к нам два месяца! Что ты на это скажешь?

— Ничего. Но знаешь что, приятель, ты зря тратишь время.

Вакизака скривил губы в подобие улыбки, но ничего не ответил. Он и сам прекрасно знал, что покойники писем не пишут и не посылают их с берегов реки Стикс. Да и вообще пресловутый Стикс существовал только в воображении античных фантазеров. Завязнуть в расследовании возникших обстоятельств — значит дать повод думать о себе как о тронутом. Однако здравые аргументы не могли подавить в нем желания решить странную задачу.

Тем же вечером, не остыв от дневного возбуждения, он сунул злополучное письмо в карман и отправился в бывший дом Куреха, расположенный в тихом районе Токио. На звонок дверь открыла величавого вида женщина, на вид лет за пятьдесят. Назвалась она Камемура. Когда она узнала, что перед ней — недавний телефонный собеседник, она заметно заволновалась.

— Мы мало знаем вдову Куреха, потому что встречались с ней только по вопросу покупки дома. Вам, я вижу, этого недостаточно. К сожалению, я могу вам помочь только советом: расспросите обо всем саму миссис Куреха. Она живет не так далеко отсюда.

И, действительно, через десять минут пешего хода Вакизака остановился перед двухэтажным многоквартирным деревянным домом. На двери последней квартиры первого этажа висела картонная табличка: «Куреха». Когда он позвонил, то почувствовал, что его сердце бешено заколотилось. Через минуту открылось маленькое оконце на двери, и женский голос спросил:

— Кто там?

Вакизака представился, добавив, что он из газеты.

— Я уже подписалась на прессу, извините...

— Послушайте, я не занимаюсь распространением подписки. Я здесь по поводу смерти вашего мужа. И мне бы хотелось кое-что уточнить.

— Что? — в ее голосе Вакизака уловил недоверие.

— Видите ли, ваш муж послал письмо в редакцию...

— Мой муж?

— Именно так.

— Я не понимаю, о чем вы говорите...

— Правда ли, что он умер три месяца назад?

 Женщина не ответила, но в ее глазах (даже в оконце это было заметно) отразилось душевное волнение.

— Может быть, я неясно выразился, но дело в том, что ваш муж уже покойником, написал письмо и прислал его к нам.

— Что?

Вакизака повторил. Миссис Куреха (позже он узнал, что ее зовут Реико) посмотрела на него крайне встревоженно и недоверчиво, решив дверь чудаковатому визитеру не открывать и тем более в комнату не приглашать. Вакизака даже подумал, не подозревает ли она его в побеге из желтого дома. Впрочем, в этом не было ничего удивительного — любой бы так подумал. Когда к тебе приходят и заявляют, что ваш родственник-покойник рассылает с того света депеши, можно и не то предположить. Теряя терпение, Вакизака сказал:

— Ваш муж умер до восьмого февраля, не так ли? Но к нам в офис, действительно, пришло письмо, датированное этим днем. Убедитесь сами,— он вынул из кармана письмо и протянул его к оконцу.

— Это какое-то безумие,— она помолчала.— Вы действительно из газеты?

— Поверьте мне. Я понимаю, каково вам... Просто взгляните на это,— и он просунул письмо и удостоверение личности в щель для корреспонденции. Через несколько секунд из-за двери донесся ее севший голос:

— В чем дело?..

Вакизака уже начинал злиться; он нахмурился, ожидая, что она скажет дальше. Голос ее был слаб:

— Это... это письмо...— она, казалось, никак не могла докончить фразу.

— Да, ну и в чем дело?

— Этого не может быть. Не может!

— Миссис Куреха, пожалуйста, откройте дверь.

Цепочка, звякнув, соскользнула с замка, и дверь открылась. Перед Вакизака стояла, облокотившись плечом о стену тамбура, молодая женщина лет 27-30. В руке она сжимала письмо.

Войдя, Вакизака окинул взглядом обстановку. По раздвижным бумажным дверям он понял, что здесь предпочитают жить по-японски. Миссис Куреха тем временем опустилась в кресло и, забыв про гостя, углубилась в письмо. Дочитав его до конца, она вновь и вновь возвращалась к началу.

Наконец Вакизака, которому надоело ожидание, спросил:

— Миссис Куреха, есть ли у вас какие-нибудь соображения по этому поводу?

— Соображения?

Она подняла на него взгляд,— вопрос, по-видимому, вернул ее в реальность.

— Соображения? Что вы имеете ввиду?

— Я о письме, о его содержании. Кто, по-вашему, написал его?

— Это странно...

— Что?

— Понимаете, мой муж покончил жизнь самоубийством, поэтому быть жертвой убийства он никак не может, И еще эта река Стикс. Здесь что-то не так. Но...— она замялась, затем, чуть помедлив, договорила:

— Это письмо от моего мужа!..

 

3

 

Первая мысль, посетившая Вакизака, была такая: «Нет, это какая-то чепуха. Как ни крути, мертвецы просто-напросто писем не пишут. А если бы писали, тогда солнцу надо вставать на западе, а заходить на востоке.

— Миссис Куреха, это действительно написано вашим мужем? Я не ослышался?

Она кивнула головой и закрыла глаза.

— Простите меня, но давайте начнем е начала. Когда он умер?

— Пятнадцатого января.

— Вы сказали, что это было самоубийство...

— да. Это произошло, когда он был в Атами. Он бросился в море.

— В Атами?

— да.

— Не могли бы вы рассказать поподробнее, как все произошло?

— Я прошу вас...

Ее состояние требовало снисходительности, но Вакизака решил погодить с деликатностью и проявил настойчивость. В конце концов женщина все рассказала.

Широ Куреха считался неплохим режиссером рекламного отдела компании «Тозаи Электрик». Компания занималась масштабным производством комплектующих электронной аппаратуры. Положению Широ завидовали многие его коллеги, потому что дела у него шли прекрасно. Он и Реико поженились десять лет назад, а умер он в возрасте 33 лет. События, финалом которых явилась смерть мистера Куреха, начались 14 января. Вечером этого дня шесть мужчин, сослуживцев по рекламному отделу, отправились в Атами, чтобы отпраздновать конец новогодних хлопот. Обычно они оставались в Атами на ночь,  и  так было каждый год. По традиции компания всю ночь играла в азартные игры по мелочи, предпочитая всем забавам несколько партий в махджонг. Утром рыбачили либо играли в гольф. И на этот раз уикенд справляли обычным составом: шеф отдела Оба, помощник шефа Сакамото, Широ и несколько человек из персонала, а именно: Сада, Наката и Мураи. Прибыли они в Атами в семь часов вечера. Два часа у них ушло на то, чтобы принять ванну и поужинать. Игра началась в девять. Для игры в махджонг требовалось четыре партнера, в то время как их было шестеро. Двое оказались вне игры, в том числе Куреха, отказавшийся из-за головной боли и паршивого настроения. В самом деле, он выглядел бледным и утомленным, причем хандра началась еще до того, как компания покинула Токио. Остальные пятеро это подтвердили, когда давали показания в полиции.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Оба.

— да, все нормально, не беспокойся. Я пойду к себе и вызову массажиста.

Куреха удалялся в свой номер, где поселился вместе с Наката. Так что игра началась при одном зрителе. Они решили бросить кости, чтобы определить «запасного»,— самое маленькое число досталось Оба, который нехотя смирился со своей участью и занял место наблюдателя. К полуночи игроки завершили три тура. Все вошли в азарт, только Оба сильно заскучал.

— Устал так, как будто проигрался в пух и прах,— пожаловался он.— Пойду-ка я лучше спать.

— да подожди, скоро один из нас вылетит, и ты войдешь в игру,— попытались удержать его приятели.

 — Нет уж, лучше я отдохну как следует к гольфу. А если вам нужен зритель, я разбужу Куреха. Он уже достаточно наотдыхался.

Он ушел, и игроки сразу забыли о нем. Партия закончилась к пяти часам утра. Когда Наката вошел в номер, Куреха там не было. Его также не оказалось ни в ванной, ни в туалете. Та кровать, которая располагалась ближе к окну, оказалась смятой: на ней, очевидно, Куреха и спал. Наката поначалу решил было отправиться на поиски, но усталость поборола все остальные желания. Проснулся он к завтраку; Куреха все еще отсутствовал. Это обстоятельство встревожило его не на шутку, и он, по-быстрому умывшись, спустился в ресторан. Все игроки уже собрались за столом, но Куреха среди них не было.

— Где Куреха? Вы его не видели? — спросил он.

— А он разве не с тобой? — удивился Сакамото.

— Его не было всю ночь.

— Странно,— сказал Оба.— Когда я шел в свой номер, то попутно заглянул в его комнату, поглядеть — как он там? Куреха крепко спал.

Сакамото высказал предположение, что Куреха отправился на дальнюю прогулку, с чем Оба не согласился: в пять утра на улице все еще было темно, какая уж там прогулка! Дело, кажется, принимало дурной оборот.

— А может, он пошел на поле для гольфа? — предположил Наката.

Через пару минут он, глотнув кофе, поспешил назад в комнату, чтобы проверить вещи Куреха. Из одежды не хватало костюма. Вскоре и остальные собрались в номере, чтобы тщательно осмотреть весь гардероб. Пальто, бритвенный прибор, сумка для гольфа,— все было на месте. Туфли они нашли на столике возле двери, как того требовал гостиничный обычай. Не мог же Куреха уйти босиком? Позже выяснилось, что он надел деревянные колодки, которые нашел у входа в сад.

Само собой, день, запланированный для гольфа, пропал. Оставив Сакамото в гостинице, все остальные вернулись в Токио. Перед отъездом Оба позвонил в полицию; приехавшего чиновника интересовали причины исчезновения, но никто толком ничего не знал, разве что Оба вспомнил, что всю предшествующую неделю Куреха выглядел апатичным и несколько нервным. Вернувшись домой, коллеги Куреха позвонили его жене; она помчалась в Атами, куда попала к часу пополудни 15 января. Сакамото, встретив женщину на вокзале, отвез ее на такси в полицейский участок. Оба, ждавший ее там, как-то попытался успокоить Реико, но она, по-видимому, ни в чьих утешениях пока не нуждалась.

— Пожалуйста, найдите моего мужа,— умоляюще проговорила Реико при встрече с полицейским.

— Мы пытаемся,— ответил он.— И вот поэтому мы просили вас приехать сюда.

Полицейский испытующе посмотрел на нее:

— Первое: не замечали ли вы чего-нибудь странного в поведении мужа за последние дни?

— Я не понимаю, о чем вы говорите,— лицо Реико слегка побледнело.

— Мне не хотелось говорить вам этого, но, боюсь, придется. Видите ли, мы, полицейские, считаем, что причин исчезновения может быть всего три: убийство, самоубийство и несчастный случай.— Полицейский, помолчав немного, спросил.— Можно ли рассчитывать на вашу откровенность? Она нам могла бы помочь.

Реико возразила, что, мол, высказанные соображения не есть единственно возможные, а если уж полиция предполагает смерть, то скорее всего нужно подразумевать несчастный случай. Куреха скорее мог пойти прогуляться и попал под машину, а водитель, человек безответственный, отвез тело в укромный уголок и спрятал. Или еще что-нибудь в таком же роде. Эту версию полицейский офицер отверг сразу, потому что с утра были обшарены все окрестности,— никакого спрятанного трупа не нашли. Офицер резонно заметил, что ему нужны сейчас не предположения, а точные факты.

— Я понимаю, каково вам приходится,— сказал он,— но я выполняю свою работу и хочу, чтобы она была результативной.

Немного помолчав, он спросил:

— Скажите, имел ли ваш муж какие-нибудь причины скрыться или покончить жизнь самоубийством?

Голос Реико звучал приглушенно:

— Самоубийцы ведь всегда оставляют записки, не правда ли?

— Обычно, но не всегда. Иногда они действуют импульсивно, под влиянием сиюминутной решимости.

— Я не могу поверить в то, что он убил себя,— Реико произнесла это уверенно.— Мы были счастливы вместе. Правда, он продвигался по службе гораздо медленнее, чем мог, должность его была достаточно скромной; конечно, ему не все нравилось на работе, но это явно не тянуло на причину самоубийства.

Сакамото, отвечая на такой же вопрос, сказал, что у Куреха случались неприятности на службе, но у кого их нет? Совершенно неожиданно ситуация стала проясняться, когда дал показания таксист Маэзава. Он сообщил, что в два часа ночи 15 января напротив гостиницы его остановил неизвестный мужчина, одетый в костюм и обутый... в деревянные колодки. Мужчина не назвал конкретного адреса и попросил отвезти его «куда-нибудь». Таксист удивился и попросил уточнить. «Куда угодно», только и сказал человек. Водитель удивился: обычно такие просьбы исходят от влюбленных парочек, желающих уединиться. Мужчина все-таки попросил отвезти его или к горам, или к морю. Водителю тоже было все равно: он развернул машину в сторону Ито и повез пассажира к морю. Взглянув в зеркальце заднего обзора, он внимательно рассмотрел человека: тот сидел со сложенными на груди руками, погруженный в себя. Изредка мужчина поглядывал в левое стекло, но там было видно только черное море и редкие огоньки рыбацких суденышек. Когда они ехали по главной улице Ито, таксист предложил вернуться назад: ему хотелось побыстрее избавиться от странного незнакомца. Но тот отказался и велел ехать дальше.

— У вас все в порядке? — не сдержался водитель.

— Деньги у меня есть...

— Меня не деньги волнуют.

— Тогда что же?

— Мне просто нужно знать, куда вас отвезти.

— Я хочу покататься, вот и все.

— Но, черт возьми...

— Я могу выйти...

Казалось, пассажир в этот момент о чем-то напряженно думал.

Водитель, оказавшийся решительным малым, раздраженно сказал:

— Выходите.

Он остановил машину на обочине; пассажир расплатился и вышел, не дождавшись сдачи. Маэзава видел, как человек удалялся в темноту, то и дело спотыкаясь, будто пьяный. Таксист даже хотел догнать мужчину, но передумал и вернулся в Атами.

Описание пассажира, данное Маэзавой, соответствовало облику Куреха. Теперь стало ясно, что Куреха действительно задумывал самоубийство, но что его на это подталкивало — не могла объяснить даже Реико...

 

4

 

— Могу ли я предположить, что наверняка вы не знаете, умер ваш муж или нет. Если это письмо написано им, не значит ли это, что он сейчас жив? — спросил Вакизака.— Труп так и не был найден?

Голос миссис Куреха был едва слышен:

— Неделю спустя его тело вынесло на берег недалеко от Ито.

Вакизака буквально вытаращился; в голове у него возникло несколько мыслей, одна из которых не давала ему покоя. Что же значило письмо? Если верить в подлинность печати, то выходило, что письмо было послано уже после смерти Куреха. Но это означало опровергнуть аксиому, что мертвецы не пишут. Следовательно, письмо написал кто-то из живых.

— Миссис Куреха, вы уверены, что письмо написано вашим мужем?

Она еще раз внимательно всмотрелась в бумагу, потом, слегка пошатываясь, прошла в соседнюю комнату, откуда вернулась, держа в руках небольшую книжку, оказавшуюся дневником. Затем она открыла его и показала гостю. Сравнив почерки, Вакизака был вынужден признать, что дневник и письмо написаны одной рукой. Он полистал книгу: вполне обычный дневник. Первая запись датировалась 1 января, последняя —13-м.

— Могу я почитать?

— да, разумеется.

Все записи отличались краткостью и легкой странностью. Особенно поразили некоторые. «5 января. Мне это уже надоело. Меня обманули и предали. Я никому не могу верить. Что мне делать?» «7 января. Случилось то, чего я боялся. Но я стараюсь не думать об этом. Странное создание! Меня используют. Но этого маловато, чтобы раздавить меня. Я устрою настоящую войну. Я единственный, кто знает правду». «12 января. Я чувствую чей-то недобрый взгляд на себе. Буду рад, если это — всего лишь плод моего разыгравшегося воображения. Но это не так. Впредь мне следует быть настороже. Трудно поверить, но многие невероятные вещи все же существуют. Однажды произойдет нечто непоправимое, и тогда уже поздно будет что-то предпринимать». «13 января. У начальника отдела и управляющего секретные совещания каждый день. О чем они говорят, я не знаю, но есть некоторые предположения. Та операция. Однажды об этой лжи узнают все. Но я держу пари, что в день расплаты за содеянное они ускользнут от кары. За них накажут других. Завтра едем в Атами, но у меня что-то нет настроения веселиться. Да, наши  бухгалтер — это что-то! Компашка, а не компания высшего класса».

Здесь дневник оборвался, потому что четырнадцатого Куреха уехал в Атами. Посмотрев еще раз на письмо, Вакизака еще раз убедился в идентичности почерка,— для этого не обязательно быть графологом, все и так очевидно.

— Вы сказали, что ваш муж покончил с собой,— обратился он к миссис Куреха.— Но если учитывать записи в дневнике, то нельзя сбрасывать со счета версию убийства. Здесь прямо написано, что имеется угроза.

— дело в том, что этот дневник я нашла совсем недавно. Я не суеверная, но мне не хотелось копаться в вещах мужа, рука не поднималась... Полиция решила, что произошло самоубийство, всех это устроило.

— А что вы сейчас думаете?

Она опустила глаза:

— Я не знаю, что делать и что думать. С тех пор, как я прочитала дневник, меня терзают сомнения.

— Полиция передавала тело на вскрытие?

— Да.

— Какое заключение дали патологоанатомы?

— Он захлебнулся морской водой... когда бросился в холодное море. Кроме того, существует показание, что он страдал неврозами.

— Чье показание?

— Кого-то из компании.

— Кого именно?

— Я не помню.

— Вы, как жена, тоже считаете, что у него были проблемы с психикой?

— Начиная с конца прошлого года и вплоть до смерти у него наблюдалась повышенная возбудимость, я связывала это с неприятностями на работе. Но неврозов у него не было, это точно.

— Он записал в дневнике, что на него кто-то смотрит недобрым взглядом. Не говорил ли он чего-либо подобного при вас?

— Нет, не могу припомнить...

— Скажите, он вообще разговаривал с вами о работе?

— Очень редко.

— Вы кому-нибудь еще показывали дневник? Полиции, например, или кому-нибудь из коллег.

— Я не знаю, что предпринять. Просто не знаю. Может, вы подскажете?

Многие дневниковые записи представляли собой набор не связанных друг с другом мыслей, но некоторые, особенно за 5-ое, 8-ое, 12-ое и 13-ое января, явно выпадали из общего ряда и вызывали особый интерес. Из них следовало, что Куреха чувствовал опасность и даже предполагал покушение. Он, по всей видимости, узнал некий секрет компании, выставлявший администрацию в неприглядном свете. Он отдавал себе отчет в том, что дело может дойти до плохого. Вакизака считал совершенно очевидным новое расследование обстоятельств смерти режиссера. Кроме того, он просчитал, чем лично для него может обернуться вся эта история: шансом выбиться в полноценные журналисты. Не век же гнуть герб за столом в отделе писем, чтобы в итоге стать таким, как Ода? Словом, в Вакизака проснулся репортер-профессионал.

— Миссис Куреха, не могли бы вы одолжить мне дневник?

— Что вы собираетесь с ним делать?

— Хочу дорасследовать дело. Если бы полиция знала о существовании дневника, то не стала бы спешить с заключением о самоубийстве. Через записи можно выйти на подлинную причину смерти вашего мужа; я думаю, она связана с компанией. Если вы не желаете огласки, то я гарантирую конфиденциальность. Положитесь на меня и нашу газету.

— Вы собираетесь написать статью о муже?

— Еще не знаю. Если удастся пролить свет на это дело, то напишу.

— Я не уверена, что хочу публикаций в газете…

— Но поскольку это — убийство… я имею в виду… если…

Реико не произнесла ни слова и протянула дневник.

 

5

 

На следующий день Вакизака сидел в кабинете у своего шефа, заведующего «Читательской колонкой» Камеи и рассказывал всю историю от начала до конца.

— По-моему, все это очень странно. Лучше оставь эту историю для местных новостей,— сказал камеи, когда Вакизака выложил все.

— Отделу местных новостей?

— Послушай, такой материал никак не подходит «Читательской колонке» по стилю. Да и не то сейчас время, чтобы писать про привидения.

— Да, но…

Камеи заявил, что покойники графоманией не страдают; впрочем, в таком же мнении сошлись и все остальные сотрудники, узнавшие про злополучное письмо. Но факт тем не менее оставался фактом: сначала человек умер, потом написал письмо. Вполне материальное, а не призрачное. Кроме того, появилась новая ниточка, которую стоило потянуть, чтобы распутать клубок. Овчинка стоила выделки.

Вакизака не хотел, чтобы кто-нибудь еще касался этой темы. Он надеялся, что Камеи даст добро на расследование, но шеф настолько привык к сидячему образу жизни, что расставаться с привычками не захотел. Вакизака в самом скверном настроении вернулся за свой стол, заваленный конвертами. Он чувствовал себя полным неудачником. «Надо было остаться в провинциальном отделении,— думал он.— Это лучше, чем канителиться с читательскими излияниями». Он до сих пор так и не мог понять, почему именно его запихнули в отдел писем: капризная все-таки штука судьба. Кипа бумаг на столе чуть не добила его своими размерами. «Очередная спица в колесе»,— злобно подумал он.

— Что-нибудь не так? — поинтересовался Ода.

— Вчерашнее письмо, вот что не так!

— В смысле?

— Я проверил адрес и нашел кое-что.

Ода потягивал чай, пока вакизака выкладывал все, что знал, потом спросил:

— Он работал на ту компанию, да?

— А ты что, кого-то знаешь из «Тозаи Электрик»?

— С чего ты взял?

— Ну, ты же сказал «та компания», и я подумал, может, ты знаешь кого-нибудь оттуда.

Он покачал головой.

— Да нет, но я вспомнил о переполохе, который поднялся из-за «Тозаи…»

— Какой переполох?

— Ты что, газет не читаешь?

Вакизака скривил губы: мол, «очень смешно».

— Была любопытная информация в сводке новостей с биржи ценных бумаг…

— Нет, не читал,— Вакизака пожал плечами.

— А надо бы. Биржевые сводки — самая стоящая вещь в газете. Все остальное — спорт, убийства, выборы,— непригодно для практики.

Вакизака и вправду никогда не заглядывал в финансовые материалы, не интересовался этим, да и деньгами свободными не обладал, чтобы кинуться в банковские операции.

— Ты знаешь, сколько сейчас стоят акции «Тозаи Электрик»?

— Нет.

— Вчерашняя цена 135, на десять иен меньше, чем неделю назад.

— Ну и что?

— В прошлом году акции падали, до того цена колебалась в пределах 140 иен. А в последнюю распродажу года она подскочила аж к 200 иенам. Ты сможешь объяснить это?

— Массовый спрос на акции?

— Конечно, но почему массовый?

Вакизака покачал головой. Ода продолжил:

— Сразу после открытия торгов поползли слухи, что «Тозаи разработала новую теневую маску для телевизоров с двойной экономией сравнительно со старой маской. Это означало резкое снижение затрат на производство цветных телевизоров. Сама «Тозаи» сборкой телевизоров не занимается, но некоторые крупные производители пользуются ее комплектующими. Информацией о новом изобретении воспользовались общества потребителей, которые буквально атаковали производителей с требованиями снижения розничных цен. В результате цены на телевизоры поползли вниз, не очень существенно, но достаточно ощутимо для компаний, которые теряли с каждой партии телевизоров солидный куш. Компании пошли на поводу у потребителей, хотя телевизоры шли со старыми масками и в цене падать были не должны. Но если бы компании уперлись, то общества потребителей подняли бы шум и сорвали подажу аппаратуры вовсе. Так что производители выбрали из двух зол меньшее. Зато акции «Тозаи» буквально взлетели и уже в первый день торгов шли на шестьдесят иен дороже обычного курса. Их буквально расхватывали. А я на этом прогорел: буквально за несколько дней до бума сбросил все акции «Тозаи», потому что тогда от них не было толку. А когда узнал, что творится на бирже — мне дурно стало.

— Ты играешь на бирже?

— Так, чуть-чуть.

— Ну, и что же случилось дальше?

— Большой конфуз: в первые же торги нового года, буквально через несколько дней после бума, акции «Тозаи» рухнули. Почему? Да потому, что слухи о новой разработке оказались ложью. Уткой!

— Что же заставило их лгать?

— Дезинформация, мой дорогой, в финансовом мире может оказаться очень выгодным делом. Здесь ничего сложного нет: биржевые аферисты на основе дезы сначала обесценивают акции, а потом, в нужный момент, выбрасывают их с повышением цены. Обычно имеет место сговор маклеров и держателей акций, конечно — крупных держателей. Сначала сбивается цена, люди стремятся сбросить дешевеющие акции. Их скупают крупные держатели. А потом запускается дезинформация, цель которой – акцентировать внимание игроков на бумагах той же компании. Скупленные акции снова выбрасываются на рынок, но разница в стоимости уже весьма существенная, а навар махинаторов — астрономический. А когда утка лопнет, то оказывается, что масса покупателей акций оказывается в дураках. Но мошенники никогда не используют для таких спекуляций перерыв между последними торгами старого года и первыми торгами нового. В случае с «Тозаи» было не так, это-то и сбило всех с толку.

— Но подожди, неужели никто не заинтересовался механикой обмана? Ведь кто-то утку запустил?

— Конечно заинтересовались, но тебе об этом никто не расскажет: слишком много сильных людей завязаны на акциях «Тозаи». Кстати, тебе не кажется, что смерть этого бедолаги Куреха как-то связана с аферой?

— Я уверен в этом.

— А доказать ничего нельзя. Вот если бы знать на сто процентов, что он убит, тогда можно было бы поднять шум о связи двух событий — преступления на море и преступления на бирже.

— Камеи велел передать материал отделу местных новостей…

— Тогда тебе лучше послушаться его. Ребята из новостей знают, как надо раскручивать подобные дела,— заключил Ода и вернулся своей работе.

Но Вакизака не собирался сдаваться. Он уже выработал первоначальный план, и единственное, что ему требовалось — санкция Камеи на поездку в Атами. Если он сможет доказать факт убийства, этим делом заинтересуется не только Камеи, но и главный редактор. А там, глядишь, и перевод в отдел новостей засветит…

 

6

 

Свободное время появилось у Вакизака только после трех часов дня. Вместо того, чтобы сходить пообедать, он выскочил на улицу, поймал такси и поехал в пресс-клуб фондовой биржи. Ему нужно было увидеться с Такегаки, который собирал финансовую информацию дл газеты и был в курсе всех дел на бирже. Кстати, в газету они попали одновременно, из одного и того же провинциального отделения. Когда Вакизака вошел в офис, Такегаки заканчивал очередной отчет для редакции.

— Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал! — воскликнул он, протягивая руку коллеге.— Присаживайся.

— Привет! Мне надо с тобой поговорить. Конфиденциально. Ты можешь отлучиться ненадолго?

— Хорошо. Подожди секунду, мне тут надо кое-что закончить.

Вакизака с завистью наблюдал, как пальцы приятеля летали по клавишам компьютера. Он даже жалость к себе почувствовал: человек делом занимается, а не коптит над всякой ерундой!

— Пошли! — сказал Такегаки, получив по модему подтверждение редакции в получении материала. Когда он надевал пиджак, из кармана что-то выпало. Приглядевшись, Вакизака признал пачку денег. «Может, миллион, или даже больше»,— подумал он.

— У тебя, я вижу, с финансами проблем нет,— позавидовал Вакизака, когда они расположились за столиком в близлежащем кафе.

— Не мои. Это деньги одного приятеля: он попросил купить ему акции. Да, у тебя-то как дела в твоей «Колонке читателя?»

— Сыт по горло. Я вам, ребята, честно говоря, завидую.

Такегаки прямо-таки распирало от удовольствия.

— Чем я могу тебе помочь?

— Дай консультацию об акциях «Тозаи Электрик».

— Собираешься поиграть на бирже?

— Нет. Но мне очень нужны подробности о том, что творилось с их бумагами в начале года. Кое-что уточнить хочу.

— Да-а, много они тогда народа облапошили.

— Понимаешь, у меня есть кое-какие соображения на этот счет. Ты случайно не знаешь, кто распространил ложные сведения?

— Я не уверен, но, по-моему, ответственность должна нести компания.

— Почему?

— Когда слух о новой разработке начал циркулировать среди брокеров, я позвонил в «Тозаи», к одному знакомому парню из рекламного отдела. Он-то мне кое-что рассказал.

— А ты проверил?

— Да. С того момента, как открылись торги, слух и пошел. И сразу же поступил заказ на триста тысяч акций.

По словам Такегаки, примерно с год акции «Тозаи» постоянно ползли вниз. Но вдруг случилось так, что некоторые из них попали в вилку цен; это как в бейсболе: играют все, а результаты показывают некоторые,— не каждый удар битой достигнет цели. Интересно, что на бирже никто толком не мог объяснить, что происходит с бумагами. Тогда цена одной акции «Тозаи Электрик» колебалась где-то в пределах 160 иен. В целом «Тозаи» не выбивалась из общего уровня продаж, но цены-то все равно падали. Логически это можно было объяснить тем, что на рынок никогда не выбрасывалось больше минимально разрешенного числа акций. Неожиданно на биржу поступил запрос на тридцать тысяч акций, которые необходимо было купить по любой цене. Это привлекло внимание всего рынка ценных бумаг. А поместила этот заказ маленькая независимая компания «Канто Секъюритиз», специализировавшаяся на маклерских операциях. Кто стоял за ней, не смогли бы сказать даже люди, контролирующие рынок.

Цены на акции обычно отражают баланс между предложением и спросом, то есть продажей и покупкой. Если объем продаж большой, а покупка маленькая, цена падает. И наоборот. В случае с «Тозаи» именно так и произошло. После поступления заказа на тридцать тысяч акций цена каждой возросла на десять иен. Вскоре появился новый заказ на пятьдесят тысяч акций, и опять фирма за ценой не стояла.

— Последний заказ поступил примерно в десять часов,— рассказал Такегаки.— Я сразу обратился в «Канто Секьюритиз» в надежде получить хоть какие-то разъяснения: если разбирать по косточкам подобные всплески, то обязательно наткнешься на многослойную комбинацию. Но я от них ничего не добился: они сказали только, что действуют согласно инструкции клиента. Вот тогда я и позвонил в «Тозаи»... Обычно контакты подобного рода берет на себя управляющий, но его не оказалось на месте, он отбыл на какое-то совещание. Поэтому я перезвонил в рекламный отдел. В другой раз я бы лично сходил в компанию, но в тот день у меня совсем не оставалось времени, так как шли последние торги года. Поэтому я решил навести справки у этого служащего, но он поначалу ничего толкового не сказал, кроме того, что в клиентах «Канто» их компания не ходит.

Когда Такегаки рассказывал об этом, вид у него был весьма оскорбленным: как же, с ним не посчитали нужным говорить всерьез и откровенно! Ничего не оставалось, как отбросить все текущие заботы и самому наведаться в компанию, попытавшись проникнуть на совещание. Он понимал, что подвижка цен на акции должна означать или наличие новых разработок в компании, или изменение коммерческой стратегии.

— Я в принципе многого не ожидал, когда шел туда. Представь, что разрабатывается что-то принципиально новое или серьезно усовершенствуется старое, но новинка на рынок еще не попала. Как, по-твоему, должны поступить эти люди с точки зрения стратегии? Обычно они пытаются дать информацию о своих достижениях, чтоб создать на бирже благоприятный момент для распространения своих акций. Но добиться в компании мне практически ничего не удалось. Этот парень, с которым я столкнулся, мне сообщил лишь только то, что в новом году запланировано совещание, на котором будет обсуждаться новый продукт. И еще извинился, что не может сказать большего.

— Так значит, это он придумал, что ожидается нечто необычное?

— Вряд ли. Я же тебе сказал, что он мне сообщил лишь о совещании, на котором будет обсуждаться перспективное изобретение,— не более того. О том, что уже разработано что-то, он даже не обмолвился.

— Ты случайно не помнишь, как его звали?

— Нет. Когда я попытался копнуть глубже, потом, я снова заходил в компанию, пытался его найти, но все говорили, что представления не имеют, с кем я тогда беседовал. Они вообще просили забыть об этом и извинялись за недоразумение.

— Его звали Куреха?

— Да не помню! Я тогда страшно спешил. Во всяком случае все еще нет прямых доказательств того, что история с новой теневой маской была аферой. Но тот человек, который пустил дезу, сделал очень большие деньги. Полтораста миллионов как минимум.

— Ух ты!

— Да уж! В тот день на торги было выброшено акций на три миллиона больше, чем обычно. А всего было продано около восьмисот тысяч акций. Разумеется, продавал их некто, о котором можно определенно сказать, что он предварительно саккумулировал в своих руках львиную долю бумаг «Тозаи, скупая их малыми дозами не одну неделю, по тридцать-пятьдесят тысяч за торги. Ну, а когда грянул бум, он бросил их в прорыв через подставных продавцов, а их могло быть сколько угодно. Я не уверен, что этот парень продал все три миллиона акций, но два с половиной — точно. Прибыль составила примерно по шестьдесят иен с акции, что в общей сложности составляет эти самые полтораста миллионов. Или на самый худой конец — сто миллионов, что, согласись, тоже неплохо.

— Но чтобы торговать в таких масштабах, нужен солидный капитал,— засомневался Вакизака.— С двойным запасом сравнительно с размерами сделки.

— Нет, гораздо меньше, так как акции брались в кредит.

— Даже если так, то для одиночки это все же проблема.

— Ха! Да на бирже ребят, которые слоняются с двумя сотнями миллионов в кармане, хоть пруд пруди. Эти деньги — ничто!

Вакизака вздохнул:

— Не имеет значения, организация действовала или одиночка. Важно найти способ припереть этих деляг из «Тозаи» к стенке. Сто миллионов враз!..

— А теперь слушай. То, что я тебе расскажу, всего лишь моя личная версия. Аферу действительно спланировала компания, причем довольно тонко. Им удалось отвести от себя обвинение в дезинформации, потому что они действительно официально не объявляли о новом изобретении. Но раз уж слух пошел, то биржевые брокеры шанс подзаработатъ не упустят. Акции «Тозаи» сразу пошли в гору, но на рынке их оказалось мало. И только тогда, когда цена достигла пика, брокеры кинулись на солидный кус: ребята они горячие, для них последние дело — облажаться с выгодной сделкой. Всего за день ушло с торгов сто миллионов акций «Тозаи». Вот это и называется залп. На такую кипу бумаг брокеры кинулись как голодные охотничьи псы на добычу. Но в конце концов люди поняли, что дельце-то пахнет отнюдь не амброй, но было уже поздно.

— Распознали ложь?

— Ну да. После драки кулаками не машут, но я все же обратился в компанию, на сей раз попал к руководству. И что ты думаешь они мне сказали? Что, мол, да, совещание планировалось, но для того, чтобы обсудить не саму разработку, а ее идею,— Такегаки был явно раздражен.— Шестого января они планировали рассмотреть конструкторские замыслы, сулившие очень эффективные технологические новации, но в связи с биржевым скандалом отложили встречу на более удобное время. Якобы хотели снять с себя обвинения в нечистоплотности, а дезинформация — это, по их версии, брак в промышленном шпионаже.

— Так они объявили или не объявили официально о новом продукте?

— Разумеется, нет. Ограничились тем, что срок его выпуска откладывается на неопределенное время, на перспективу. После этого акции «Тозаи» немедленно упали в цене и сошли с торгов: так сказать, восстановилось «статус кво», но только формально,— кто-то вышел из этой ситуации с набитым кошельком, кто-то с дырками в карманах. А теперь представь, мог ли такой финт выкинуть человек, посторонний в компании? Тут как в шахматной игре все рассчитывалось на десять ходов вперед, в том числе и способы распространения дезы. Слушай, а у тебя-то с чего все началось? Говорят, с письма от покойника?

— В яблочко. А теперь взгляни на это,— и Вакизака протянул Такегаки дневник.

 

7

 

На следующий день Вакизака все же отправился в Атами, предварительно позвонив Камеи и предупредив его, что он простудился. Врать так врать: если удастся размотать клубок, его обман всплывет, и хоть в газете подобные фокусы не любили, но победителей, как говорится, не судят.

В Атами он сразу отправился в полицейский участок.

— Да, я помню это дело,— подтвердил шеф местной полиции Ноджири.— Но я не думаю, что произошло убийство.

— А имеются ли какие-нибудь стопроцентные свидетельства того, что Куреха покончил самоубийством?

— Я вам одно могу сказать: ничто не указывало на убийство. Например, покинул он гостиницу по собственному желанию. Ему никто не звонил и не назначал свидания за пределами гостиницы.

— Может, убийца заранее договорился с будущей жертвой о месте встречи? Скажем, Куреха доверял ему и вышел из гостиницы, ничего не подозревая. То, что в его легких обнаружили морскую воду, еще не означает, что он нахлебался ее добровольно.

— Да, но если бы он договорился о встрече заранее, то не стал бы петлять по городу. Таксист показал, что маршрут выбирался случайно.

— А вдруг Куреха спровоцировал эту случайность и свел ее к нужному маршруту?

Ноджири неодобрительно посмотрел на упорствующего журналиста:

— Мы располагаем достаточными доказательствами того, что Куреха имел серьезные проблемы с психикой, и что связаны они были с работой. Он вполне мог вылезти из такси и броситься в море.

— А как насчет дневника?

Ноджири еще больше нахмурился:

— Этот дневник и есть самое яркое доказательство его неуравновешенности и подорванного здоровья.

Полицейский дал понять, что он не хочет неприятностей из-за пересмотра дела, следовательно — он не намерен менять точку зрения. Боже упаси, если на поверку самоубийство окажется убийством,— репутации полиции будет нанесен большой ущерб. Так что лучше упорно держаться первоначальной версии.

Теперь хмурился Вакизака.

— А как происходило опознание трупа? — спросил он.— Тело пролежало в воде целую неделю...

— Повреждения, разумеется, были. Тело билось о камни, прибоем его катало по гальке, но лицо оставалось недеформированным. Вскрытие показало, что раны имели посмертный характер, а труп опознавали сослуживцы.

— А жена видела его?

— Она не смогла бы этого вынести. Достаточно было и показаний друзей. Если вам интересно, то первым мы опросили Сакамото.

Вакизака, несмотря на доводы шефа полиции, остался при своем мнении. Он полагал, что Куреха не умер на рассвете 15 января, а сначала написал прощальное письмо, придав ему для яркости экзотическую форму, а потом уже умер. По-иному объяснить писательские потенции покойника нельзя.

— Это Сакамото сказал, что Куреха был невротиком?

— Да, но кроме него то же самое сказали еще несколько человек.

— Хорошо. Тогда взгляните на это письмо. Дата его погашения — 8 февраля. А оно пришло к нам в офис пару дней назад. Что на это вы можете сказать?

— Срок действительно большой, но такое случается.

— Ну, ладно. Предположим, что задержка впрямь произошла. Ну, а что вы можете сказать относительно того, что письмо написано рукой Куреха?

— Это подделка, оказывается, шутники еще не перевелись. Я имею в виду реку Стикс.

— Допустим, вы правы, мертвецы писем не пишут. Но я не могу согласиться и с тем, что письмо, дневник и смерть человека — всего лишь стечение независящих друг от друга обстоятельств.

— Я от вас устал,— шеф полиции пожал плечами.

— Как насчет перерасследования?

— Поймите, господин Вакизака, я не пытаюсь увернуться от неприятностей и проблем,— полицейский развел руками.— Но вы представьте, что повлечет за собой новое расследование...

— Но согласитесь, что происшествие здесь как-то хорошо сошлось с махинациями «Тозаи Электрик» на фондовой бирже.

Ноджири, поколебавшись, ответил:

— Что ж, вполне возможно...

Вакизака встал: у него оставался только один аргумент, чтобы принудить полицию к действию.

Вернувшись в Токио, он позвонил Такегакии попросил проследить поэтапно за всем движением акций «Тозаи» в течение интересующего его месяца.

— Да с тех пор столько воды утекло! Ищи ветра в поле! Тебе придется подождать.

— Сколько? — Вакизака вышел из терпения.

— По крайней мере неделю.

— А побыстрее нельзя?

— Я постараюсь, дружище, но обнадеживать не стану. Материалов у тебя и так достаточно, я смогу помочь разве что в частностях.

Вакизака понял, что коллега боится влияния дела Куреха на финансовые новости,— получается, что Такегаки проворонил биржевую сенсацию. А в таком обороте фактов он уже не был заинтересован. И Вакизака ничего с этим поделать не мог, не подставлять же ногу приятелю! С другой стороны, не сдаваться же?

На следующий день он собрал в одну папку все накопленные материалы и прямиком направился к главному редактору. Такишита, пока слушал журналиста, дымил беспрерывно трубкой; затем он сам прочитал письмо и полистал дневник.

— Гм, письмо от мертвеца. Неплохой заголовок. Ну, что ж, я думаю, можно попробовать.

Это уже была победа. Заглянув к своему шефу в отдел, Вакизака сообщил ему решение редактора и потребовал помощи. Свободным в отделе оказался репортер Фуджимото, которого Вакизака и запряг в оглобли. Он поручил ему сходить в отдел рекламы компании «Тозаи» и попытаться найти у сослуживцев покойного режиссера хоть какие-то бумаги, имеющие отношение к его смерти: может быть, кто-нибудь из них из чувства жалости к вдове переписал эти записи.

Кроме того, они решили вдвоем сходить еще раз к Реико Куреха. Вакизака был возбужден, потому что уже предчувствовал развязку. В тот же день ребята из отдела новостей тиснули в номере статью о мистическом письме и дневнике и увязали в материале эти данные с изменениями цены на акции компании «Тозаи Электрик». В конце статьи они намекнули, что убийство Куреха вполне могло оказаться заказным, И это был только первый удар.

— Я думаю, что шеф прав насчет письма,— сказал Фуджимото.— Держу пари, что убил Куреха Оба, ведь он единственный без алиби. Думаю, что все произошло так: он незаметно выскользнул из гостиницы, вызвал по телефону Куреха, проследил за ним на машине...

Вакизака согласился с таким резоном. Оставалось выяснить только одну вещь: почему так долго шло письмо?

Реико Куреха дома не оказалось; обратились к соседям, но они понятия не имели, куда она могла уйти. Прождали они ее до полуночи, но безрезультатно.

— Может, она поехала к своим родителям? — предположил Фуджимото.— И чего мы тут сидим? Почему бы тебе не довольствоваться тем, что есть? По-моему, она и так выложила все, что знала.

— Я все же подожду ее немного, а ты возвращайся в редакцию и садись за материал.

Вакизака остался в одиночестве. Реико же появилась где-то около часа ночи.

— Миссис Куреха, это я, Вакизака,— шагнул к ней журналист из темноты.

Она очень удивилась, увидев его под своими дверями в столь поздний час:

— Вы меня напугали.

— Извините. Просто хотел рассказать вам историю, которая появится в утреннем номере. Все говорит о том, что ваш муж стал жертвой людей, замешанных в крупной финансовой афере.

— Кто сделал это?

— Ну, мы пока точно не знаем, но что это связано с акциями — совершенно определенно. Есть несколько неясных моментов — о причинах смерти вашего мужа и о том письме, которое я вам показывал.

— Скажите, эта история действительно попадет в газету?

— Ага. Как раз сейчас ее доводят до кондиции, чтобы сдать в набор.

Реико, вздохнув, пригласила Вакизака войти. Он подробно рассказал ей обо всем, что раскопал, и они проговорили почти до четырех часов утра.

Станки уже печатали утренний выпуск, когда Реико как бы между прочим сказала:

— Как я поняла, вы еще не нашли ответа на загадку с датой письма. Я могу вам это объяснить.

— Объяснить?

— Да. Во-первых, письмо написала я и послала его из Атами на свой адрес, но воспользовалась не ручкой, а карандашом. Когда я получила письмо, то стерла карандаш и вписала ваш адрес ручкой. Через два месяца я пошла в редакцию и лично вручила его девушке из общего отдела.

Вакизака молчал.

— Мой муж покончил жизнь самоубийством. Причина — человек из вашей газеты по имени Такегаки. Это он говорил с мужем и первым намекнул читателям о наличии новой разработки. А дальше дело покатилось по наезженной колее. Такегаки не знал, что творил, его просто использовали для протаскивания лжи. С подачи моего бедного мужа, которого тоже использовали. Он был слишком мягким человеком и слишком близко все принимал к сердцу. А еще Такегаки косвенно указал на моего мужа как на источник сведений,— этого было достаточно, чтобы исподволь организовать травлю и поставить Куреха перед выбором или молчать, или... Его коллеги были правы, когда называли мужа невротиком... Он очень мучился, места себе не находил, и наконец решил свести счеты с жизнью.

Вакизака потерял дар речи, а память услужливо выдала ему картинку: пачка денег, выпавшая из пиджака к ногам Такегаки...

Реико продолжала:

— Я решила отомстить за мужа. Дневник я тоже сама написала. Я понимала, что сделать все нужно тщательно и аккуратно, чтобы заинтриговать именно ту газету, где работает Такегаки... Мой муж был таким невезучим... Но я любила его...

Вакизака стоял, будто сраженный молнией. Он хотел крикнуть, что ее глупый муж — не единственный, от кого отвернулась удача...

Но молчал, будто силы покинули его...

 

Перевод с английского Олега Бахмустова