Фестиваль авторской песни имени Валерия Грушина проводится по традиции в первые выходные июля на берегу Волги под Самарой, официально он длится всего два дня, но завсегдатаи «Груши» приезжают сюда дней на пять раньше и уезжают порой лишь через неделю после закрытия.

Будучи воробьем стреляным, едущим на «Грушу» не в первый раз, я отправился в путь за три дня до начала фестиваля. Как оказалось, таким умным был не один я – в первую «собаку» (народное название электропоезда) на Рузаевку набилось добрых три десятка туристов-«грушников». Большинству – по 15–20 лет, и на фанатов авторсфкой песни они явно не смахивали: в разношерстной тусовке мелькали юные хиппи, панки, металлисты и скинхэды. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: «Груша» давно уже стала местом тусовки неформалов всех мастей, да и вообще многие едут отдыхать в лесу у реки, а посещение бардовских концертов – дело десятое. На самой «Груше» по этому поводу даже ходит такая пословица: «Барды на «Груше» – вымирающий вид».

Дорога на «Грушу» – счастливое время. Чистые, светлые и веселые тусовщики всю дорогу пели песни, а ночью, которую мы провели в Самаре, никто даже не хотел спать – сил и еды у всех было еще хоть отбавляй. Утром, сменив пять электричек, мы сошли на платформе «имени В.Грушина», что примерно в пятидесяти километрах от Самары, и оказались на знаменитой горе. Внизу, под нами, в тумане лежала «Груша» – гигантский разноцветный палаточный городок на лесистом берегу Волги.

Чем ближе мы подходили, тем сильнее втягивались в этот невероятный водоворот: несметное количество палаток, стенды, огромные воздушные шары с рекламой, интернет-городок, рынок, добрая дюжина сцен и эстрад; Волга, полная яхт, пароходов, катеров, гидросамолетов и тысяч купающихся.

Фестивальному городу много чего надо. Есть, пить, мыться. В прошлом году пробурили третью артезианскую скважину, но воды все равно не хватает, поэтому по дороге то и дело снуют водовозки.

Туалеты – как обычные ямы с досками, обнесенные черной пленкой, так и кабинки – разбросаны в разных концах поляны. С ними проблема. Грузовик, загруженный кабинками для «Груши», перевернулся. Водитель – в больнице, кучу битой пластмассы растащили местные жители. Поэтому время от времени у «эм» и «жо» случаются очереди по нескольку десятков человек.

Большую толпу легко использовать. И проще простого тянуть с толпы денежку. Я не о криминале, я – о рынке. На «Груше» рынок – это десяток рядов, где торгуют всем. Есть фрукты-овощи, шашлыки, сувениры. Есть рюкзаки, спальники, котлы, компасы, фонарики и прочие необходимые туристу вещи. Есть компакт-диски и кассеты, не только с Визбором и Окуджавой, но и с рокерскими прибамбасами. И, конечно, вода. Много воды в бутылках, банках, из холодильников с мини-электростанциями. Цены, правда, вдвое выше, чем в Саранске или близлежащей Самаре, но зато можно торговаться, особенно в последние дни, перед закрытием рынка. Тогда торговцы, уже срубившие немалую прибыль, делают просто сказочные скидки, лишь бы не везти товар обратно. Так, если сначала аудиокассеты (выбор которых в сравнении с Саранском просто фантастический) стоили по 35 рублей за одну, то в последний день работы рынка один мой приятель за 40 рублей купил целых четыре штуки. А самому мне буханку еще не черствого ржаного хлеба отдали вообще бесплатно! Самый ходовой товар на «Груше», не считая многочисленных сувениров, – дрова. Чурбаки размером с хорошее ведро стоят в среднем 10 рублей, хотя можно найти и за шесть. Заготавливать дрова самому на «Груше» запрещено – иначе все деревья давно бы вырубили. Собирать сухой хворост, конечно, можно, но это не совсем удобно, особенно если ваш лагерь расположен в окружении других палаточных стоянок, а не где-нибудь на опушке леса.

Запрещен на фестивале и алкоголь. Спиртное у отдыхающих конфискует бдительная милиция, однако ближе к вечеру торговцы пирожками и рыбой сами предлагают из-под прилавка выпивку по грабительским ценам – полтора литра пива за 80 рублей, а бутылка водки за 100–120.

Помимо посещения рынка, днем можно смотаться на берег Волги, где народ загорает, купается и рассекает на водных лыжах волны. Пляж тоже полон коммерции – за деньги вам предложат сфотографироваться с живым удавом или верхом на мотоцикле «Harley Davidson». Но и без этого все прекрасно – песок, чайки, белые пароходы вдали...

Круглосуточным центром развлечений является также передвижной храм кришнаитов. Всю ночь здесь идут дискотеки, а днем – представления и раздача бесплатной еды. Я попал на один из спектаклей по мотивам русских народных сказок – Кащей Бессмертный и Леший были кришнаитами, а злая Ведьма – нет. Герои пели арии по песням Татьяны Булановой, Бориса Гребенщикова и Булата Окуджавы, и в конце концов добрые кришнаиты преодолели все напасти.

«Грум-гррум! Грум-гррум!» – трое суток на Грушинском фестивале я слышал этот звук днем и ночью. Это навьюченный выше головы, сошедший с электричек, автобусов и катеров, тащится народ, сопровождаемый гитарными перезвонами и растаманскими напевами.

Сами бардовские концерты проходят по вечерам на четырех сценах. Самая большая, главная сцена сделана в форме гитары и располагается в озере возле горы, служащей амфитеатром. Есть и специальная детская площадка, где выступают только юные музыканты. Для детей на «Груше» работает «Город мастеров», где ребят учат делать различные поделки, стильные украшения.

Есть на «Груше» и свой человек-легенда, человек, из года в год прилагающий немало усилий для того, чтобы фестиваль состоялся. Почти 30 лет фестиваль и вся огромная работа, связанная с ним, были для этого человека неоплачиваемым хобби. Только в последние годы Борис Кейльман официально стал президентом Грушинского клуба и получает за эту работу зарплату.

У многих приезжающих в эти июльские дни в Мастрюки возникает иллюзия, что на Грушинском все легко и складывается само собой. На самом деле здесь всегда много организационной технической работы: обеспечить фестиваль транспортом, наладить хороший звук, пригласить врачей... Этим-то и занимаются грушинцы. Каждый раз они заново строят и потом сворачивают целый город.

Они мечтают о том, чтобы эту землю передали Грушинскому клубу в бесплатную аренду. Тогда бы они построили круглогодичный фестивально-туристический комплекс. Высший пилотаж организаторов – чтобы их не было видно. В духовную часть фестиваля нельзя проникать, нельзя ею командовать. На самых первых слетах на открытии делались линейки, были рапорты, подъем флага, но очень скоро стало ясно, что это никому не нужно. На фестивале появилось много своих традиций, обычаев. Каждый сам знает, куда ему идти и что делать. А задача организаторов – «просто чувствовать его дух».

А вообще-то Грушинский хотят закрыть столько, сколько он существует. Удавалось это пока только секретарю Куйбышевского обкома КПСС Евгению Муравьеву в 1980 году. Предлогом стало то, что фестиваль мешает московской Олимпиаде. Следующее открытие фестиваля состоялось уже только в 1986-м и то на один раз – праздновалось 400-летие Самары. В следующем году обком опять его запретил. Но Борис Кейльман сделал свой ход. Он послал телеграмму Михаилу Горбачеву с просьбой разрешить Грушинку. Такое разрешение пришло. Но если в 1986 году на фестиваль собралось около 120 тысяч человек, то в 1988-м приехали всего 50 тысяч. Людям не понравилось, что на Грушинский нахлынули коммерсанты, повсюду что-то продавали. Около ЦУМа «Самара» стояла машина, и с нее в громкоговоритель кричали: «Кто еще не купил билеты на Грушинский?» И ведь кто-то действительно покупал эти билеты, а потом обнаруживал, что остальные приехали просто так. Грушинцами были приняты жесткие меры: запретили плату за билеты, вывели торговлю за территорию фестиваля. Но желающие погреть на мероприятии руки не перевелись. Не раз еще тут появлялись «остапы бендеры», которые брали с доверчивого народа дань – за вход на поляну, на гору, за место у костра. Продолжается у грушинцев и затяжная война с лесниками, которые требуют с фестиваля «лесных податей». Это большая сумма, которую приходится выделять из спонсорских денег.

Борис Кейльман – личность на «Груше» довольно загадочная. Хоть он и президент Грушинского клуба, но на фестивале ходит в старых джинсах и драной тельняшке, не желая выделяться на общем фоне «командной» белой рубашкой и галстуком. Кейльман имеет на фестивале власть, ничего, впрочем, не делая, чтобы ее удержать. Однажды Бориса попытались ее лишить и обком комсомола долго и усердно искал для фестиваля другого лидера. Но из этого, как и следовало ожидать, ничего не вышло. Кейльман шутил, что его нельзя снять, так как его никто не назначал. Лидером же он стал потому, что все время что-то предлагал. А у туристов есть принцип: ты придумал, ты и делай. Амбиций по поводу того, что он главный, у Кейльмана никогда не было, его интересовало только одно: чтобы был фестиваль. Здесь он – и капитан, и матрос одновременно. На Днях леса, когда грушинцы по осени засаживают фестивальную гору, Кейльман так же, как и все, таскает носилки с землей.

Борис Кейльман привнес на «Грушу» и чудо-технику XXI века – теперь ленивые могут на саму гору не лезть, а посмотреть концерт на огромном экране в другой части «Груши». Я сам, не являясь большим поклонником авторской песни, был буквально заворожен фантастическим действом, происходящим не сцене. Группа «Три толстяка» порадовала кавер-версией хита Олега Митяева «Изгиб гитары стрёмной» с культовым припевом «ништяк в натуре, что мы все забили стрелку здесь» (узнаёте – «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»?) Еще более смешными были песни Тимура Шаова о выступлении сборной России по футболу на прошедшем чемпионате мира: «Пролетят года проворно, словно с белых сакур дым. Мы, конечно, нашей сборной всё забудем, всё простим». Любимцами публики уже несколько лет остаются музыканты группы «Гроссмейстер», песня которых «Раз, два, три, Гора, гори, до утра гори, Гора» распевалась всеми подряд у каждого костра. Гора действительно горела, как звездное небо, от тысяч фонариков в руках зрителей, собравшихся на ее склоне...

Дорога обратно – грустное времечко. Мало того, что никому не хочется покидать этот рай земной, так еще и денег и еды у всех остается – кот наплакал. Чувство голода и недосыпания преследует тусовщиков весь обратный путь. В вагонах электрички уже не слышатся песни, народ отсыпается прямо на жестких сиденьях. Слава Богу, большинство контролеров жалеют «детишек» и провозят всю толпу за цену двух-трех билетов. Только один раз какой-то принципиально-придирчивый ревизор высадил нас на полпути, хотя за нас уже вступились и сами пассажиры, а машинист даже хотел спрятать всю нашу ораву в тамбур своей кабины. Пришлось незапланированно ночевать на вокзале города Инза, где местные милиционеры помогли организовать нам кастрюлю и газовую плиту, чтобы мы смогли сварить остатки гречки.

И всё же, когда наши ноги вновь ступили на землю Саранска, не было во всем свете людей счастливее, чем три десятка сонных, голодных, измятых и грязных подростков, побывавших в одном из лучших мест отдыха России – на Грушинском фестивале.