"Я жду только холст и краски..." (О художнике Анатолии Мисюре)

Анатолий Мисюра с портретом сына Артура15 октября 1961 года в Саранске в фойе Дома Советов открылась выставка, посвященная XXII съезду КПСС. Небольшой коллектив художников Мордовии показал зрителям более ста произведений. Во вступительной статье каталога первый директор Республиканской картинной галереи имени Ф.В.Сычкова, выпускница Ленинградской Академии художеств Софья Сергеевна Лебедева отметила: «Много произведений представил на выставку недавно приехавший в Мордовию живописец Анатолий Мисюра. Одну из своих работ он посвятил образу великого вождя трудящихся В.И.Ленина».

Это была картина «Дума о светлом будущем». Кроме нее в экспозицию вошла большая (195 х 210 см) жанровая композиция «Разбуженная земля», два женских портрета, семь пейзажей, три натюрморта, линогравюра «Солдат революции» и плакат «Этому не бывать!». Всего 16 работ. Вот так удачно показал себя на республиканской выставке молодой автор с необычной фамилией, которого пригласил в Саранск Владимир Дмитриевич Илюхин, бывший в то время председателем Союза художников Мордовии.

Анатолий Антонович Мисюра родился 25 июня 1932 года в селе Михайловка Томковского района Днепропетровской области. Во время Великой Отечественной войны эта часть Украины была оккупирована. Девятилетний Толя стал свидетелем расстрела родных и соседей. Это потрясение глубоко запало в душу ребенка и, может быть, поэтому так много трагического в его автопортретах.

В 1958 году он окончил Одесское Государственное художественное училище и его дипломная работа «Мои поля» экспонировалась на выставке «Советская Украина». Такой чести удостаивались избранные.

Тема революции в советском изобразительном искусстве всегда была главной. В краткий период «оттепели» она зазвучала по-новому в творчестве многих художников, в том числе и у Мисюры. В картине «Комсомольцы 20-х годов» он показал своих внешне грубоватых героев, сомкнувшихся в нерушимую стену, на фоне алого знамени. Фронтальная композиция, четкая линия рисунка, сдержанный колорит раскрывали романтику пламенных и жестоких дней. Воскрешая перед зрителем ту эпоху, художник пользовался жестким, лаконичным языком так называемого «сурового стиля», характерного для изобразительного искусства этого периода. Анатолия всегда привлекали простые люди, их тревоги и заботы, и даже вождь мирового пролетариата в картине «Скорбь» выглядит как один из многих, пришедших проводить в последний путь погибшего красногвардейца. Эта работа, написанная в охристых тонах и несколько стилизованная под древнюю русскую икону, подкупает глубоко личностным, нешаблонным отношением автора к теме.

Великой Отечественной войне Мисюра посвятил картину «Прощание». «Уходили в поход партизаны», а женщины провожали своих отцов, мужей, сыновей и братьев. И старых, и молодых. Чуткие кони с огромными печальными глазами внесли в атмосферу картины особую ноту напряженной взволнованности. В этом произведении не только горечь расставания, но и уверенность в том, что страна наша будет спасена от коричневой чумы. Тема военных будней перерастает в тему защиты жизни на земле в картине «Партизанская семья». В центре композиции отец, готовый защитить от врагов не только свою жену и ребенка, но и родную землю. Протест против войны и свое отношение к событиям, происходящим в мире, выразил художник и в работе «Юность обличает». В ней он противопоставил демонстрантов, протестующих против войны во Вьетнаме, и полицейских в касках, чьи лица решены обобщенно: это не люди, а бездушные роботы, темная злобная сила.

В своих «мирных» произведениях А.Мисюра стремился создать образы сильных, надежных людей. Это и его «Плотник» с обветренным загорелым лицом, и, конечно, «Новосел» – простой рабочий парень с ребенком на руках. Контраст нежного тельца малыша и мозолистых, натруженных рук отца, который неумело, но бережно держит сына, вызывает очень трогательные чувства. Обобщенная манера исполнения, угловатый рисунок не мешает художнику выразить внутреннюю поэтичность главного героя этой жанровой композиции, показать человека искренне, без сюсюканья.

В парном портрете «Друзья» он написал двух подростков с пшеничными волосами, с веснушчатыми лицами, веселых и озорных. У каждого из них свой характер: один склонен к раздумьям, другой – более подвижен, но это действительно друзья и у них много общего.

Произведениям Анатолия Мисюры присущи обобщенность образного видения, лаконичность пластического языка, сдержанность колорита, четкий рисунок. Не всегда его изобразительные средства выражения органично входили в канву произведений. Иногда герои картин выглядели нарочито огрубленными, но, несмотря на это, индивидуальность художника всегда ярко проявлялась в его работах, значительных по теме и глубоких по содержанию.

В 1964 году после участия на зональной выставке «В едином строю» его приняли в Союз художников СССР и наградили Почетной грамотой. В 1965-м он стал участником Первой республиканской выставки акварели в Саранске, а через год на Первой весенней молодежной выставке показал большую (186х104 см) композицию «Мокшанки», написанную темперой, и живописные работы «Автопортрет», «Плотник», «Друзья», «Женский портрет», «Весна» и три натюрморта. В 1968 году Мисюра участвовал в Молодежной выставке в Москве, в 1971-м – в Выставке произведений художников автономных республик РСФСР, а через два года жители Ленинграда могли познакомиться с его творчеством в Русском музее, где экспонировались произведения художников Мордовии. Некоторые работы приобретались картинной галереей, но основной заработок художника в то время был, конечно, в Производственно-художественных мастерских художественного фонда РСФСР (сокращенно – в худфонде). Анатолий, как и все, получал заказы. И в творческом, и в материальном отношении все складывалось относительно благополучно. Не сразу, но он получил квартиру и мастерскую. Создал семью, очень любил сына Артура. Но, видимо, чувствовал себя здесь довольно одиноко, ведь детство и юность его прошли на Украине, а только в эти годы мы обретаем самых верных друзей. Характер у Анатолия был резкий, но отходчивый. Не мог он приспосабливаться, хитрить, всегда говорил то, что думает. К искусству относился серьезно и требовательно, однако почти каждая его новая работа вызывала споры, несправедливые оценки, многие не воспринимали внутренний драматизм его произведений. Это глубоко ранило художника, он чувствовал себя чужим и непонятым. А «спасался» далеко не оригинальным способом – застольем. Это не могло нравиться жене, да и Правление Союза художников Мордовии было не в восторге. Решили помочь и в 1972 году отправили в лечебно-трудовой профилакторий. Изоляция стала для Анатолия серьезным испытанием. Неоценимую поддержку в такой сложной ситуации оказала ему коллега по искусству, художник-прикладник Валентина Фомичева. Полтора года она посылала ему не только краски, холсты и прочее, но и письма. Эта переписка стала тонкой, но крепкой нитью, которая помогла Анатолию не падать духом, сохранить себя в «шотландии», как он называл ЛТП, и быть в курсе событий, происходящих на воле. Более восьмидесяти писем Мисюры Валентина бережно хранила 30 лет! Незадолго до своей неожиданной смерти она дала их мне с просьбой написать статью. Думаю, что фрагменты этих писем помогут читателям представить не только атмосферу «лечебного» заведения, но и лучше узнать самого художника. А я благодарю Валю за доверие. Жаль, что посмертно…

Вот строки из его писем:

«МАССР, ст.Потьма, п.Парца, п/я ЖХ 385/13, 1-й отряд. 

…Приехали 9 сентября. С этого дня и началась моя служба. Попал к ребятам из Саран-
ска. Очень много знакомых, встретили как родного, но лучше бы не было этой встречи. Но ничего не поделаешь. Думаю, что всё будет хорошо, ведь всё зависит от себя. Печально, что так получилось!

Взял книги в библиотеке: Гюго «Человек, который смеется», «Японские записки» Федоренко – единственное духовное удовлетворение. Насчет писать и рисовать придется все забыть, ибо у меня нет ни красок, ни бумаги. Придется мыслить и делать эскизы. Но время еще есть впереди. Пока не надо отчаиваться. Вышли карандаш цанговый, резинку и грифеля бандеролью. Настроение пока гнетущее, но духом не падаю...»

18 сентября 1972 г. 

«Завтра я буду дневальным, обязательно пойду к командиру – начальнику. Надо, чтобы он разрешил мне писать, и сегодня пошлю письмо Илюхину, чтобы со мной не расторгали договор (на производственный заказ. – Прим.автора). Не знаю, что из этого получится.

Обстановка у нас – ни одной умной мысли не услышишь. Одни маты. Я придерживаюсь противоположности пословицы «С волками жить – по волчьи выть». Но ничего. Терпение надо вырабатывать. Духом я не падаю, но душа пылью песчаной покрыта...»

3 октября 1972 г. 

«Единственная возможность поговорить – письма, а в основном разговор с книгой и карандашом. Ты спрашиваешь, как дела у меня с творческой работой? Задумал большую картину на Ленинскую тему, но это мысли в карандаше. Обязательно напишу, когда приеду, а сейчас довольствуюсь только набросками. Как мне хочется работать! Я бы написал картину одним дыханием. Я ее чувствую. Да, лишение свободы глубоко угнетает художника и деморализует.

Все же я еще раз убеждаюсь, что в произведении должна присутствовать прелестная и печальная простота, а главное – обнаженная правда. Ты скажешь, что из меня выйдет теоретик живописи. А что мне остается делать в данный момент? Не думать ни о какой злости, но одновременно помнить, что злость не порок, особенно в труде, в творчестве, в дерзновенных планах. Да, злость не мирится с благодушием, а особенно с застойностью мысли.

На улице так серо. Порой дождь своей тупой тяжестью ударяется в свинцовые крыши, а мне приходится смотреть, слушать, выполнять и помалкивать...»

12 октября 1972 г. 

«Я дал согласие работать в Управлении. Им сейчас надо оформить методкабинет и т.д. Но ты знаешь, что если надо, я все сделаю. Одним словом буду работать и у меня таким образом будет возможность писать картину. Я все для них сделаю, пусть только мне пойдут навстречу. Мне нужны будут краски, кисти щетинные и колонковые, гуашь для эскизов и проектов, жду их решения. Ты не представляешь, сколько у меня будет радости, что я смогу работать творчески. А время пролетит быстро...»

15 октября 1972 г. 

«Краски, это ведь звучит гордо. Это ключ к познанию прекрасного. И мне не разрешили их взять. Это мое, кровное. В этом вся моя жизнь, ведь только языком цвета и чувства можно раскрыть тайны красоты.

Теперь можешь представить мое положение и настроение...»

1 ноября 1972 г. 

«Меня хотят поставить художником, а некоторые товарищи не желают, действуют инкогнито, что сейчас раскрылось. Жду приказа начальника. Одним словом – я подчиненный и буду выполнять приказ. Сколько здесь узнаешь о человеческих душах, которые природа наградила различными начинками. Не будем об этом. Мало кто смотрит на решение вопроса по-государственному. Потом все опишу.

Прошло 50 дней. Сейчас я нахожусь в каких-то тяжких оковах, но верю, что они рухнут, и свобода… В настоящее время главное выдержка, терпение и самообладание. Мне кажется, что человеку нужно постигать цену того, что он живет. И порою эта цена очень мала. Интересно, что возвышается эта цена лишь в минуты, часы, дни восторга – восторга счастья или несчастья. Когда что-нибудь приобретаешь или теряешь.

У нас земля покрылась белыми снежинками и на душе малость посветлело. Березы обнажились и стоят грустные в ожидании чего-то радостного и большого… Иногда настрой хороший, а иногда совсем расстроишься и бренчишь, как несыгранный квартет, не в унисон. Но буду стараться не расстраиваться. Нужно всегда звучать в любом положении. Мы сами себе владыки… Порой и не жалею, что я здесь. За это время я много для себя открою, еще больше все восприятия обострятся. Впереди еще новые дали, новые горизонты, пусть раскрываются прекрасные чувства к жизни. Да здравствует солнце. Да скроется тьма!..»

 

В ноябре к празднику Великого Октября А.Мисюра за одну ночь и день сделал сухой кистью портрет В.И.Ленина (2 х 2 метра), написал заявление, чтобы ему дали работу художника-оформителя и получил небольшую комнату-мастерскую.

9 ноября 1972 г. 

«Сегодня у меня настоящий праздник. Получил сразу 4 письма. А особенно мне дорого одно – от Артурчика. Поздравил меня с праздником, прислал рисунок. Молодец, друг мой. Я ему ответил. Ну, теперь и настроение у меня приподнятое. Стараюсь крепиться, не задирая носа. Здесь выше забора нос не поднимешь. Сейчас занимаюсь организаторскими делами по оборудованию места для работы. Да, прислали открытку из Союза художников. Поздравили с праздником. Писала Козлова. Ждут меня в коллектив...»

14 ноября 1972 г. 

«На улице пасмурная погода, идет дождь, а я сижу у себя в мастерской. Можешь меня поздравить. Перешел работать. Ребята мне всё сделали: провели свет, поставили розетки, принесли часы-ходики, цветок-декабрист. Сегодня весь день делал для Управления эскизы.

Кругом тишина, я и не выхожу из своей берлоги. Можешь себе представить мою радость. Теперь можно жить. Мне сейчас важно написать В.И.Ленина, а потом взяться за другую картину. Да, холст я натянул, все в порядке. Наверное, еще ни один художник не выполнял столько функций: больной строгого режима, дорожник и он же художник. Когда-нибудь напишу воспоминания.

И все-таки уютно у меня. Ходики со мной как будто разговаривают. Монотонно отбивают секунды, а из них складываются минуты, часы, дни и годы, а затем и вся жизнь…»

4 декабря 1972 г. 

«Хочется многое сделать, мысли есть, сила тоже. Думаю, как только вырвусь на волю, буду как голодный волк. Кое-кому докажу, что из себя представляет «алкоголик». Я должен выехать куда-нибудь на год, только не на творческие дачи, и поработать так, чтобы три пота вышло из меня. Куда конкретно – пока не знаю. В Сибирь, в Шушенское или на Байкал. Но это надо. Как печально, что так бездарно проходит время, а сколько можно было бы сделать. Но увы! Я не властен над другими силами. Я сейчас на положении зверя, которого держат на цепи, да еще в «шотландском» интерьере...»

6 декабря 1972 г. 

«В том письме я просил кисти, но сейчас уже не надо. Дело в том, что Александр Мухин мне прислал много разных кистей и две колонковых плоских. Вот видишь, как получается… Одним словом, если бы я дал клич по всему Союзу, то получал бы ежедневно бандероли. Саша молодец. Я ему напишу письмо. Он мне столько кистей прислал, что хватит до конца пятилетки. Выслал по широте своей души.

Сейчас пойду чистить картошку. Наша бригада сегодня дежурит. Правда, техника чистит, а мы только кое-что дорабатываем.

Ты знаешь, у меня какая-то деятельная энергия. Всё остро воспринимаю. Не нужно только это терять, в этот момент надо подкладывать побольше топлива и огонек еще больше разгорится. На ходу надо рисовать, а я это делаю так: гляну на человека и думаю, что у него написано на лице и как бы я выразил его на бумаге или холсте.

Ты пишешь, что у тебя есть засушенные колокольчики, а у меня есть цветок-декабрист, который вот-вот расцветет. Обязательно напишу акварелью. Я даже не знаю, каким цветом он цветет, но уже два бутончика выходят...»

23 декабря 1972 г. 

«Что касается жесткости в моих работах. Я выражаю то, что чувствую, что думаю, не страшась столкновения с вековечными предрассудками. Все, что я делаю, и вообще художнику должно быть эмоциональным, но не сентиментальным. Эмоции нужно сдерживать мужественно и тогда произведение будет сильнее впечатлять. И не я один так думаю. Требования к себе надо ставить максимальные. Только упорное стремление заставит вырваться вперед. Если я все это брошу – мне конец. Приходится изучать «человеческие слабости». Я знаю одно: чтобы многого до-
стичь, нужно быть гармониче-
ски развитым. Воспитывать в себе качество борьбы за человека. Поэтому я должен знать о себе всю истину. Знаю одно: нечего в жизни искать удовольствий и радостей. Всё это надо находить в творческом деле. Жизнь может многому научить.

Насчет похвалы и брани – я никому не верю, ибо и в том и в другом есть какая-то капелька чего-то приторного, то ли яда, то ли меда. Я сам знаю, что можно сделать еще лучше и буду стараться. Не надо только бояться. Страх – великий тормоз движения.

Постарайся привезти холст репинский крупный, который у меня в мастерской. Размер 160 х 220. Я начну писать картину.

…Все те камни (булыжники), которые швыряют в меня, только укрепляют своим ударом мышечную систему и волю. Для меня это как топливо для паровоза. У меня как в метро: чем быстрее – тем ближе к свету. А над головой свободные птицы летают…

(Все, что не написал – читай по звездам.)»

30 декабря 1972 г.

«Будешь творить – будешь бороться со старостью и смертью. Только не надо бояться столкновения со всякими предрассудками и трудностями. Только великие стремления заставляют нас рваться вперед и искать. Мы не должны капитулировать, мы не должны прекращать отыскивать форму для своих мыслей и чувств – вот наше творчество. Я прекрасно понимаю, что мои мысли требуют силы и мужества, требуют драматической души, а поэтому не надо бояться печали. Я прекрасно понимаю, что мои вещи надо конструировать, принудить предметы, явления жить и плюс сдержанность. Тогда эти вещи будут впечатлять зрителя.

Порой мне страшно становится – как можно воспринять такое явление жизни: твои вещи, в которые вложил чувства и мысли, волнуют зрителя, находятся в контакте с ним, а ты изолирован от «общества». Трудно понять, но приходится мириться. Нужно собрать в себе воедино всё положительное, вот тогда заработает двигатель – могучая сила во имя правды, воли, свободы, а художник свободен только тогда, когда может осуществить хотя бы долю своих творческих замыслов, и этим он может выразить и утвердить себя как человека с большой буквы. Сумею ли я в таких условиях писать? Постараюсь организовать себя, сконцентрировать в себе всё: правдивость, естественность, цельность, злость и всё это направить на творчество. Злость не порок, особенно в труде, творчестве, дерзновенных поисках. Здесь не место благодушию. Я жду только холст и краски. А все остальное постараюсь приобрести здесь. Подрамник готов.

Твой сокол в «шотландском» пейзаже».

 

В «клетчатом» мире Анатолий Мисюра находился еще почти 14 месяцев. И все это время он посылал Валентине Фомичевой письма-исповеди. В феврале 1974 года «трудовое лечение» было завершено досрочно и художник вернулся в Саранск. Отремонтировал мастерскую, включился в творческую работу, в жизнь Союза художников Мордовии. Написал картину «Разговор о земле», где дал сложную психологическую «завязку» сюжета, показал столкновение характеров разных людей. Для зональной выставки в Иванове подготовил несколько работ, в том числе «Портрет Героя Социалистического труда Ф.Е.Матросовой». Пожалуй, впервые простую женщину-штукатура он написал в лучах света, в золотисто-сером колорите. Образ получился добрым и светлым.

На очередных республиканских выставках зрители увидели портреты его «коллег» по несчастью, созданные в ЛТП, замечательные натюрморты и другие работы. Но потрясение в сердцах вызвали его автопортреты. Трагические, резкие, порой даже страшные, в которых просто «кричала» его измученная душа.

До последних дней своей недолгой жизни Анатолий Мисюра напряженно работал, о чем свидетельствует его последнее письмо, которое он послал Валентине Фомичевой в поселок Туманный Кольского района Мурманской области:

 

15 сентября 1979 г.

«Дорогой и добрый человек, Валентина, здравствуй!

…Ты спрашиваешь, домучил ли я натюрморты. Вот именно, домучил. 18 сентября буду показывать худсовету. Сегодня я уже работал над картиной «Старая крестьянка», или, как ее назвали поэты, «Светлые сумерки». Правда, второе название больше толкает на размышления, и я, наверное, оставлю его. А девок назвали «Зной». Завтра поставлю их на мольберт. Над ними надо работать. Думаю, что картины я завершу и настроение у меня поднимется. А сейчас пока всё в неясности и неопределенности. Во всяком случае не хочется никого видеть. Просто у меня такая полоса наступила. Это неизбежно в моем характере. А характер – машина сложная. Нужно быть хорошим водителем, чтобы держать в ритмичной работе двигатель внутреннего сгорания. Что ж, будем усовершенствоваться.

Завидую тебе – ты так легко пишешь письма, а я вот и не знаю, что писать. То ли у меня время так однообразно проходит, то ли состояние такое. В чем здесь дело? Наверное, из-за того, что все время думаешь о картинах. Понимаешь, Валя, у меня эти два холста равнозначные. Одни и те же вопросы стоят: что произошло в прошлом? Кто и о чем думает? Кто и чего хочет? Что произойдет в будущем? Иными словами можно сказать, что цель изображений – это подать мысль, которую зритель может развить путем воображения. Нужно доказать, что ты разбираешься в человеческой натуре и способен творчески воссоздать этих людей. А это очень трудно. Легче на словах все это рассказать. Но ничего, будем стараться, чтобы добиться своей цели, не правда ли?

Я представляю, как ты себя чувствуешь. Ведь ты паришь, как птица над сопками. А главное – запечатлевай всё, что видишь и чувствуешь. В некоторой степени я тебе завидую… Все равно, рано или поздно, я перестрою свою жизнь. Мне необходимо резко изменить свой образ жизни.

Желаю тебе самого прекрасного, крепкого здоровья, радости, успехов и личного счастья! Пиши, буду очень рад. До свидания – Толька».

 

К сожалению, перестроить свою судьбу Мисюра не успел. Через месяц после того, как отправил это письмо, поздно вечером 18 октября 1979 года он упал ничком на Московской улице напротив входа в парк. Инсульт. Ему было сорок семь лет…

В 1993 году в Мордовском республиканском музее изобразительных искусств имени С.Д.Эрьзи состоялась выставка произведений А.Мисюры. Некоторые работы зрители увидели впервые. Их предоставила вдова Нина Алексеевна. На вечере памяти тепло вспоминали Анатолия Антоновича художники Марат Шанин, Николай Макушкин, искусствовед Наталья Холопова. А Тамара Корабельщикова, которая в 1960-х годах была научным сотрудником картинной галереи и знала Анатолия еще с тех пор, как он приехал из Одессы в Саранск, сказала о нем: «Безоглядная душа, художник не по образованию. Он очень любил простого человека. Я бы назвала его гуманистом. Таким он и остался в моей памяти. Спасибо ему за вклад, которым он обогатил искусство Мордовии».

К сожалению, 70-летие этого яркого, самобытного живописца прошло незамеченным…