"Собачий душегуб"

К 55-летию со дня Победы

в Великой Отечественной войне

 

 

С. И. ГРОШЕВ

 

 

Эпизод фронтовой жизни

 

 

«От Советского Информбюро…» — этими словами началось сообщение о войне, этими словами прервалась мирная жизнь народа. Не успело отзвучать сообщение по радио о вероломном нападении фашистской Германии, как в Саранский городской военкомат начали приходить сотни молодых и старых людей с единственной просьбой — отправить на фронт добровольцами. Мы, выпускники 12-й школы г. Саранска, тоже подали заявления, но нам отказали, наш 1923 год еще был не призывной, а по рекомендации обкома комсомола мы, почти полкласса, поступили на месячные курсы шоферов, открывшиеся при республиканском военкомате. Я закончил эти курсы с отличием и в день своего рождения, 28 сентября 1941 года, 18-летним, был призван в ряды Красной Армии.

В это время у меня в боях за Москву погиб отец, а на старшего брата пришла похоронка. Идти на фронт добровольцами нас звал долг, звало беспокойное комсомольское сердце, мы были патриотами, любили свою Родину.

Уже через неделю, то есть третьего октября, я принял военную присягу в 3-м запасном стрелковом полку г. Казани, а через месяц, 28 ноября 1941 года, прибыл на фронт под Москву в 1-й армейский истребительный отряд и был назначен фоторепортером этого отряда, входившего в 30-ю армию, командовал которой генерал-майор Герой Советского Союза Дмитрий Лелюшенко.

С пятого на шестое декабря 1941 года начался разгром немцев под Москвой, и наша 30-я армия пошла в наступление по Волоколамскому шоссе на Клин.

Отброшенные от Москвы в декабре 1941 года немецко-фашистские войска зацепились за Ржевский выступ. Была создана мощная линия обороны — «неприступная линия фюрера» именовалась она в документах.

«Сдать Ржев,— заявлял Гитлер,— это значит сдать половину Берлина». Вот текст воззвания немецкого командования: «Немецкие солдаты! Мы должны удержать Ржев любой ценой, какие бы потери ни понесли. Ржев должен быть нашим. Ржев — это трамплин. Отсюда мы совершим прыжок на Москву!» Каждый немецкий солдат, стоящий на переднем крае, должен был лично принести присягу Гитлеру — не сойти со своего места у Ржева.

21 сентября 1942 года наши войска опять переходят в наступление с целью овладеть Ржевом, но с первого октября наступление было приостановлено, и наша 30-я армия перешла к обороне.

Всю очень и зиму 1942-1943 годов под Ржевом шли затяжные позиционные бои. Здесь, в сентябре 1942 парткомиссией политотдела 30-й армии я был принят кандидатом в члены ВКП(б).

Вот один из эпизодов боя под Ржевом, в котором мне пришлось быть как фоторепортеру. Гитлеровцы упорно пытались выбить наши войска с занимаемых позиций. Четвертый день шел ожесточенный бой. Ежедневно они бросали в атаку десятки танков, а позади них шли цепи вражеских солдат. Наши силы были на исходе. У артиллеристов кончались снаряды. Как воевать против танков? По заданию политотдела под утро со своим «оружием» — фотоаппаратом я пришел на передовую. Место выбрал на стыке двух наших полков. Здесь находились пулеметчики. По сведениям разведки, фашисты в этот день намерены были предпринять решительный штурм. В тревоге мы ждали рассвета.

Вскоре в окоп к нам прыгнул средних лет молодцеватый солдат с двумя собаками, которых держал на поводке. Сняв с плеча тяжелый вещевой мешок, он присел и принялся сворачивать цигарку. Одна собака легла у его ног, а другая поднялась на задние лапы и стала смотреть через бруствер опопа.

— Не спеши, Стельма,— сказал солдат.

Стельма подошла ко мне, обнюхала карманы. Я погладил ее по холке. Разведчик Вася Проценко протянул Стельме сухарь. Та схватила его и мгновенно проглотила.

— Эй, парень,— прикрикнул сердито солдат,— не смей больше этого делать!

— Почему? — удивился Вася.

— Собака должна быть голодной.

— Почему?

— По условиям дрессировки. Сытая собака под танк не полезет.

На наш разговор многие повернули головы к вожатому собак. А он продолжал:

— Дрессируем мы так. Вешаем под танк мясо. Голодная собака находит его. вырабатывается условный рефлекс. Поэтому, когда она увидит танк, то бросается к нему и ползет под днищем, зная, что там ее ждет лакомый кусочек. На спину прикрепляем вьюк с взрывчаткой, с гнездом для запала. Собака бросается к танку, задевает штырьком взрывателя о лобовую часть корпуса и… танку капут.

— А собаке?

— Собаке тоже.

— Вот и выходит, что ты собачий душегуб,— заключил Вася.

Солдат нахмурился. В это время послышался отдаленный гул моторов. Мы примолкли. Овчарки тоже насторожились и поднялись. Я выглянул из окопа и через бруствер посмотрел в бинокль. Шло около десяти танков. Куда они направят удар?

Единственное, чем солдаты располагали,— бутылки с горючей смесью и связками гранат.

— Приготовиться! — раздалась команда.

У нас было четыре бутылки с горючей смесью и пять связок гранат.

Разошлись по ячейкам. Вожатый-солдат привязал к спинам собак смертоносный груз.

Танки подошли ближе и открыли огонь по окопам. Несколько снарядов разорвалось совсем близко от нас. Три танка, петляя и ведя огонь, шли к нам. «Скоро начнут утюжить»,— мелькнуло в голове. Я снял шинель: так удобнее бросать гранаты.

Головной танк, вырвавшись вперед, неумолимо устремился на окоп, где находились мы и солдат с собаками.

Вася Проценко крикнул: «Эй, друг, пускай собак». Солдат еще раз выглянул:

— Пора.— Глубоко вздохнул вставил запал во взрывчатку на спине собаки, отвязал поводок и крикнул: — Вперед, Стельма!

Овчарка взметнулась на бруствер и тотчас же исчезла. Я приподнялся и щелкнул затвором фотоаппарата.

Стельма летела к танку. Кругом рвались снаряды, но она не замечала их, подбежала к танку и нырнула под его брюхо. В тот же момент раздался взрыв. Танк завертелся, задымил и встал.

— Порядок,— вздохнул солдат.

Я посмотрел на него. Он стоял, подавшись вперед. Брови сдвинуты, глаза злые, лоб собран в гармошку. Словно он , а не собака, бежал к танку.

Обходя горящую машину, два других танка продолжали двигаться. Становилось жутко от грохота стальных чудовищ.

Огонь по пехоте противника усиливался, ее пытались отсечь от танков. Но автоматчики укрывались от огня, прятались за броню машин. Собаковод достал второй запал и опустил его в гнездо взрывателя. Я сфотографировал Рекса и смотрел ему вслед.

Загрохотала наша артиллерия. Снаряды ложились впереди танков. «Не добежит»,— подумал я. Но Рекс оказался хитрее. Нырнул в воронку, замер. И как только танк подошел к нему, сделал прыжок и очутился под днищем.

Взрыв — и стальное чудовище замерло. Третий танк развернулся и стал поспешно удирать. Вражеская пехота, сопровождавшая танки, покатилась назад.

Вдруг пулеметчик крикнул:

— Смотрите!

Я поднес к глазам бинокль.

От подбитого танка в нашу сторону бежала собака. Это же Рекс! Опустил бинокль и протер глаза. Может, почудилось.

А хозяин овчарки тем временем радостно заорал:

— Рекс, ко мне!

Собака прыгнула в окоп и лизнула солдата в лицо. Он обнял ее за шею и прижал к себе.

— Родной мой,— ласкал он его, приговаривая,— как же ты уцелел?

Из ячейки вышел Вася Проценко и сказал:

— А может, снаряд подорвал танк, а с Рекса взрывчатка соскочила.

— Может быть,— согласился солдат. Он потрепал Рекса по шее.— Пойдем отдыхать.

Но сразу не ушел. Присел. Закурил.

— Вчера моего земляка Колю Гульнина танк раздавил. А дома у него в Саранске двое братишек и три сестренки младшие с мамой остались.— И, повернувшись к Васе Проценко: — Собачий душегуб, говоришь?

Это оказался и мой земляк. За этот бой солдат – вожатый служебных собак Иван Иванович Власов был награжден орденом Красного Знамени.

Судьба так распорядилась, что после войны мы встретились и проработали вместе несколько лет в типографии «Красный Октябрь», он стереотипером, а я фотоцинкографом.

В ночь на третье марта 1943 года 215-я, 274-я и 271-я стрелковые дивизии перешли в решительное наступление. Третьего марта Ржев был полностью очищен от фашистских захватчиков.

Наш 1-й армейский истребительный отряд был награжден орденом Красной Звезды и переформирован в полк и стал называться 1-й армейский ордена Красной Звезды полк служебного собаководства и передан в 150-ю Сибирскую добровольческую дивизию, которая к этому времени вместе с остальными частями шестого Сибирского корпуса была выведена на передышку и переформирование в район Гжатска.

Здесь 16 апреля 1943 года приказом Верховного Главнокомандующего за высокую организованность, дисциплину, стойкость и героизм личного состава в боях с немецко-фашистскими и за активное участие в освобождении городов Белый, Великие Луки и Локня 6-му добровольческому корпусу сибиряков было присвоено звание гвардейский. Отныне он стал именоваться 19-м гвардейским стрелковым корпусом сибиряков. А 150-я добровольческая дивизия, куда входил и наш полк, была преобразована в 22-ю гвардейскую Сибирскую добровольческую дивизию. Политотделом этой дивизии я был принят в члены ВКП(б). С этой дивизией я прошел по Белоруссии и Прибалтике, до берегов Балтийского моря.

За время войны я был трижды ранен, контужен, переболел на фронте «болезнью Боткина».

В связи с ранениями, как нестроевой, в сентябре месяце 1945 года был демобилизован из рядов Красной Армии.

В солдатской шинели и гимнастерке, на которой красовались орден Красной Звезды, медаль «За отвагу» и гвардейский знак, пришел я в редакцию газеты «Красная Мордовия» (теперь «Известия Мордовии»), где и проработал десяток лет фотокорреспондентом.