Александр Авдеев

* * *

Никуда, никуда не уеду,

Где родился я, там и умру.

Как вольготно наладить беседу

С русским дворником поутру.

В нас такие слова и поступки –

Меж которыми связь не найти.

Да, бывает, отчалишь на сутки

И тоскуешь по дому в пути.

Иль однажды уедешь на годы

И захочешь забыть о былом.

Но в попутные скорби, разводы

Прихромаешь в родительский дом...

Никуда, никуда не поеду.

Надо с паперти мусор убрать,

С другом старым наладить беседу

Да отшедших навек поминать.

В нас такие дела и желанья,

От которых порою солжёшь.

Говоришь: «Не хочу расставанья».

А под утро нежданно уйдёшь.

Не нормально прощаться навеки.

Да метла тяжелей, чем костыль.

Но душевному проще калеке

Мне глотать колокольную пыль.

* * *

Сырые тучи отвисают

До труб завода, этажей.

Слова звучат... Собаки лают

Среди бараков, гаражей,

Из года в год. Уйти куда ли?

В лесок ближайший, березняк.

Но не видать за домом дали,

Лишь облетающий ивняк.

От исковерканной дороги

К больнице низкой поворот.

Молчу от злости да тревоги

И не хочу ни в лоб, ни в гроб.

В остаток лет опять и снова

Стою в распахнутом дворе,

Утратив дар исполнить слово

О небе,

Роще,

Пустыре...

Ожидание

А брата нет. На улице темно.

Спят без улыбок вымокшие зданья.

Мать утомила вздохами окно,

Тревожно занавески колыханье.

Не поле боя – метры площадей.

Трамвайный шум – не грохот автомата.

Но... как же так – живя среди людей,

Боится мать за сына, я – за брата?!

* * *

Непогода злая,

Знобкие дожди.

Ты как боль тупая

У меня в груди.

Лишь тобою занят

Мой наивный ум,

Словно и не знает

Посторонних дум.

Целый этот вечер,

В отсыревшей мгле,

Зыбят дождь и ветер

Лужи на земле.

И одна забота,

Больше ничего –

Злая непогода

Сердца моего.

* * *

Окна тёмные. Скрип дверей.

Мелкий снег долгожданной стужи.

Листья,

Ветер

И свет фонарей

Отражают волнистые лужи.

Тонким льдом покрывалась грязь.

Мимо лысых берёз у барака,

Промаячив хвостом, пронеслась

Да исчезла во тьме собака.

Скрип дверей. Сигаретный дым.

Шум дороги доносится глухо.

И мечтается – это Бим,

Белый Бим Чёрное ухо.

* * *

Снится детство, поющее сердце врачующей песней.

Как смеялся я честно, вращаясь с родной детворой.

Было нам всё равно – это будничный день иль воскресный,

Что сиял разноцветным над нами мячом да игрой.

А «чай, чай, выручай» – позабытая нынче забава:

Друг коснётся ладонью тебя и ты выручен вдруг.

В детстве мало нужны вожделенья, признанье и слава.

И не знал я бесплодных сердечных и творческих мук.

Пусть теперь от разрыва в груди да от боли в затылке,

От жестоких людей и от уличных тёмных тревог

Мои мысли уносят меня в долгожданную ссылку,

Где в безгрешные души струится святой ветерок,

И откуда из игр да сплошных воскресений я вышел,

И покинул их, добрую память о них сохраня.

Мне без снов этих детских, взрослеющих в мире не выжить,

И не выжить там детским, взрослеющим снам без меня.

* * *

О детском садике своём

Я ничего уже не знаю.

Но первый день, что прожил в нём,

Порой невольно вспоминаю.

Тогда нас вывели во двор,

Асфальт горячим был от зноя.

И металлический забор

Мне не давал никак покоя.

Я не смеялся, не играл.

И было мне до боли грустно.

Тогда я в первый раз познал

Неволи тягостное чувство.

Тянулись дни.

И тот забор

Мне не тревожил боле взоры.

Но всей душой с тех давних пор

Возненавидел я заборы.

* * *

Капели сыпались с карнизов.

По окнам плыли облака.

Поющий воздух был пронизан

Теплом сырого ветерка.

В ларьке с витриной застеклённой

Я видел жёлтые цветы.

А рядом очередь влюблённых

Да шум торговой суеты.

И наводила радость слёзы

От всей весенней новизны.

И стало жаль, что те мимозы

Мне были просто не нужны.