Говорят, что любой человек может написать одну книгу, и будет эта книга уникальна, поскольку расскажет о жизни именно этого человека.

Но опыт показывает, что далеко не всякий бывалый человек берется за перо, ибо осмысление собственного пути – не каждому по плечу, и нужно, помимо прилежания и трудолюбия, известное мужество, дабы на сие решиться. Вот, пожалуй, главный аспект, о котором следует сказать, предваряя публикацию глав из мемуарной книги Петра Ивановича Маклакова. Нашему герою, бывшему военному летчику, служившему и в Чехословакии, и в Египте, и во Вьетнаме, и в знаменитой Кубинке, – мужества не занимать.

Его книга весьма объемна, а читать ее легко, ибо увлекают не столько даже события (впрочем, и они живописны и ярки), а сам характер автора-героя: его напор, его решительность, его твердость. А ведь побывать ему пришлось в весьма сложных передрягах, примерив и шкуру «вынужденного переселенца» из Таджикистана в Россию.

Конечно, всю книгу журнал опубликовать не может – лишь отдельные эпизоды, но и они – мы уверены – дадут читателю представление о русском пассионарии, для которого нет безвыходных обстоятельств, а есть такие обстоятельства, из которых – при любых условиях – надо отыскать выход (от редакции).

 

Египет

 

Судьба готовила капитану Маклакову новое испытание. Однажды его с майором Михайловым вызвали в Ригу на военный совет. По какому вопросу – он не знал, а командир полка отмалчивался.

Ночью сев в поезд, они утром прибыли в Ригу, зашли в штаб округа и, получив пропуска, поднялись на второй этаж. Зайдя в кабинет, где сидело много офицеров, они представились по всей форме.

Один из присутствующих офицеров, полковник, обращаясь к Михайлову, начал разговор:

– Вы знаете, майор, что в настоящее время в мире очень сложная обстановка. Идет война между Израилем и Египтом. Как вам известно, мы поддерживаем дружеские отношения с Египтом, и наш долг интернационалистов обязывает нас оказать этой стране помощь в ее справедливой войне. Не хотели бы вы, майор, эту помощь оказать нашим друзьям? Нужно лететь в Египет и стать летчиком арабских ВВС. Предупреждаем сразу: дело это сложное. Вы будете там инкогнито, так как известно, что мы с Израилем не воюем, а потому, если вдруг вас собьют над территорией Израиля, то в плен попадать вы не имеете права. В этом случае вы должны застрелиться!

Майор молчал. Видно было, что он напуган. Но все же сумел выдавить из себя:

– Согласен!

– Ну, а вы, капитан, что скажете на это предложение? – спросил полковник Петра Ивановича.

Петр Иванович спокойно, не волнуясь, попросил выслушать его, а потом уж сделать вывод.

– Товарищи офицеры, вот уже четыре года я иду к поставленной цели – поступить в Военно-Политическую академию имени В.И.Ленина. Сейчас эта цель близка. Я уже получил вызов и через три месяца должен сдавать экзамены. Ваше предложение зачеркивает все мои усилия. Если в этом году я в Академию не поступлю, то через год, даже если я вернусь из Египта живым, мне не поступить туда из-за возраста. Честно сказать, я не хочу лететь в Египет, но если Родина не может без меня обойтись, то я свой интернациональный долг выполню!

– Родина без вас обойтись не может! – сказал полковник.

– Ну что ж, приказ Родины я выполню! – был ответ. Мечты рухнули.

– Вы, конечно, понимаете, – сказал полковник, вставая, – что наш разговор – государственная тайна и что за этим стоит. Езжайте в часть, собирайтесь, а через два дня за вами прилетит самолет и вы отбудете в Мары, где в течение трех месяцев пройдете подготовку в условиях пустыни, а потом в гражданской одежде будете переброшены в Каир.

Майор и Петр Иванович вышли. На улице майор не мог произнести ни слова. Его била мелкая дрожь. Петр Иванович был спокоен, но, видя состояние майора, предложил пойти в ресторан «Метрополь».

Только после трех-четырех рюмок водки майор стал приходить в себя.

Прихватив в дорогу две бутылки водки, они сели в поезд и вечером уже были в Шяуляе. Утром на расспросы ребят они отвечали, что их переводят в другую часть. Это было делом обычным, и их оставили в покое.

Все документы и предписания были оформлены и в запечатанном конверте находились у командира полка. Получив их на руки, Петр Иванович и Михайлов разошлись по домам, а через день самолет благополучно доставил их в Мары. К тому времени там уже собралось тридцать таких же, как и они, «добровольцев» из разных частей Союза и даже из-за границы. Всех разместили в старой постройке за высоким дувалом, рядом с русской церковью. В столовую возили на автобусе.

Командиром был назначен подполковник Ласкаржевский, а замполитом – капитан Валуйский. На следующий день командир полка собрал всех после завтрака и зачитал списочный состав вновь образованной отдельной эскадрильи. По иронии судьбы майор Михайлов стал командиром звена, а капитан Маклаков – у него ведóмым.

Петру Ивановичу стало обидно. Этот зазнайка и, как выяснилось, трус, недоучка, которого он, капитан Маклаков, натаскивал в полетах, как шкодливого щенка, стал его командиром, которого нужно в бою закрывать собой. Это не укладывалось в его сознании, но изменить ничего было невозможно. Приказ подписан Москвой. Хорошо хоть летчики не знали предыстории их взаимоотношений.

Начались тренировки. После изучения района полетов и сдачи зачетов приступили к полетам по заданной программе.

Главное внимание здесь уделялось полетам на малой высоте, но не ниже ста метров. До сих пор Петр Иванович летал в основном на высоте пятьсот метров и заданные «сто» были, по его понятиям, высотой маловатой.

Нужно было также отработать слётанность и пилотаж парой и звеном и элементы воздушного боя. Майор не мог водить группу, и Петру Ивановичу стоило большого труда сохранять боевой порядок, а потому он был всегда начеку. Невозможно было предугадать, что может выкинуть этот майор. После таких полетов Петр Иванович всегда чувствовал себя усталым: нервное напряжение давало себя знать.

И все же первую задачу – полеты на малой высоте – группа освоила. Майор же так вошел во вкус командования, что даже позволял себе высказывать замечания в адрес полетов Петра Ивановича.

Душевные силы, самолюбие Петра Ивановича были на пределе, и он, чтобы отвлечься от этого и переключиться на другое, решил бросить курить. Михайлов даже поспорил с ним, что он тоже бросит курить. Условием пари было то, что если кто-то нарушит договор и закурит, то он должен будет вести другого в ресторан.

В воскресенье все летчики обычно отдыхали, и чтобы убить время, ходили на толкучку в Мары, где бродили по рядам, ели, пили и, как правило, в общежитие являлись навеселе. А с понедельника все начиналось сначала.

Наконец приступили к отработке одиночного воздушного боя. Вот тут-то Петр Иванович и мог отвести душу, показать свое превосходство над майором. Он не только лишал его малейшей возможности первым обнаружить себя и позволить атаковать, но сам постоянно висел на хвосте майора и не давал тому уйти из-под атаки. Это четко фиксировалось на пленке фото-кино-пулемета, и Петр Иванович получал только отличные оценки.

Майор же, которому его ведóмый не давал возможности зайти себе в хвост и атаковать, постоянно получал «неуды». Это бесило Михайлова.

Наконец майор не выдержал и закурил.

В воскресенье они пошли в ресторан, чтобы выполнить условия спора. К ним примкнуло еще человек шесть летчиков. Просидев за столиком часа три, направились в другой ресторан под названием «Гигант».

Под столь громким именем скрывался настоящий гадюшник, но там готовили неплохие шашлыки. Набрав шашлыков и выпивки, они расположились за столом. Когда все было выпито и съедено, решили возвращаться, но оказалось, что капитан Особливец купил всем билеты на танцы в клуб железнодорожников.

Этот клуб славился своими драками и даже убийствами, но летчики были навеселе и дружно решили пойти туда. В зале они увидели много ребят, глаза которых выражали какое-то безразличие и в то же время в этих глазах вспыхивала злоба и алчность. Несколько в сторонке стояла группа девушек человек в пятнадцать.

Летчики сразу же направились к этой стайке и пригласили чуть ли не половину девушек на танец. Едва зазвучала музыка и начался танец, как мимо Петра Ивановича в какой-то нелепой позе пролетел капитан Особливец и грохнулся на расставленные у стены стулья. Не успел Петр Иванович осмыслить происшедшее, как почувствовал, что что-то металлическое ударило его в зубы, и он, потеряв равновесие, упал. Но тут же вскочил, ища глазами обидчика. Вокруг стояла безликая толпа. Увидев рядом с собой худенького капитана Филиппенко, он спросил:

– Коля, кто меня ударил?

Но тот не успел ответить, отлетев через зал к стене. Не найдя своего обидчика, Петр Иванович двинул в челюсть первому попавшемуся парню. Тот грузно осел, но сразу вскочил на ноги, выхватил пистолет и направил его на Петра Ивановича.

Тут уж шутки были плохи. Не раздумывая, Петр Иванович поднял руки и направился к выходу. Парень не выстрелил. На улице уже собрались незадачливые военные танцоры. Вид у них был довольно забавный. Один вытирал разбитый нос, другой – губы, у третьего под глазом красовался фингал... Все были возбуждены, но восьмерым идти и выяснять дальше отношения с полутора сотнями местных ребят было явно неразумно. А тут еще подошел какой-то парень и посоветовал:

– Вы, ребята, уходите отсюда. Местные все обкурены анашой, так что могут и убить.

Так и сделали. Утром, сидя на предварительной подготовке, потерпевшие смущенно прикрывали руками кто губы, кто глаз. Инструктора смеялись и говорили:

– Ничего, бывает и хуже. Вы еще легко отделались, хорошо, что никого не убили.

В ходе тренировок начался отсев из набранной группы. Один летчик не успел из пике вытащить самолет и врезался в землю, другой, возвращаясь из зоны, перевернул радиостанцию и с него при ударе был содран скальп. Кожу, конечно, врачи пришили, но летчика пришлось отправить в его полк.

Наступило время пилотирования парой. На пилотаже майор обязан был заботиться о своем ведóмом. И вот их пара приступила к выполнению задания. После переворота майор вошел в петлю. Маклаков, как привязанный, держался за ним. Но вдруг машина Петра Ивановича оказалась в плотных облаках и он потерял ведущего из поля зрения. Спокойно бросив взгляд на приборы, он увидел, что стрелка показателя авиагоризонта резко заваливается вправо. Стремясь выровнять машину, он стал давать ручку влево, но прибор не показывал горизонтального направления. Скорость падала, хотя самолет работал на форсаже. Тогда Петр Иванович поставил рули и педали в нейтральной положение и стал тревожно ждать, чем все это закончится.

Ждать пришлось считанные секунды. Скорость упала до нуля и самолет начал медленно заваливаться влево. Скорость стала нарастать. Он убрал крен, и машина вывалилась из облаков. Мгновенно окинув взглядом горизонт, Петр Иванович увидел далеко впереди самолет Михайлова, который спокойно шел к аэродрому. Догнав его, он пристроился к его машине и так парой они пошли над аэродромом.

После посадки, произведенной по отдельности, он вышел из самолета. Михайлов уже ждал его. Подойдя к нему, Петр Иванович презрительно сказал:

– Ну, майор, как был ты дрянь летчик и человек, так и остался! Ты бросил меня. Только благодаря своему опыту и счастливой случайности я остался жив! Я, конечно, могу сейчас пойти к командиру и все ему доложить, но как мне после этого относиться к себе? Ведь это я тебя недоучил и слишком многое прощал. Конечно, завтра на разборе полетов я не смогу объяснить, как САРП записал нулевую скорость. Все случившееся мне придется взять на себя, а это значит, что меня, возможно, отчислят из группы, а возможно, и выгонят с летной работы. Но пусть это останется на твоей совести. Сейчас же – пошел вон и не попадайся мне больше на глаза!

Только после этого Петр Иванович четко осознал, что всего лишь десять минут назад он был на волосок от смерти. Но самым мучительным было ожидание завтрашнего дня. Ну как он будет изворачиваться и врать, что сам вскочил в облака, потерял ориентировку и только по счастливой случайности не свалился в штопор, выйти из которого уже не было ни времени, ни высоты. Все это, конечно, будет доложено в Москву, а оттуда решение короткое...

После ужина он сразу пошел спать, но сон, как назло, не шел, и он, промаявшись всю ночь, утром встал совершенно разбитым.

Ребята видели его состояние и советовали сходить к врачу. Перед разбором полетов всем были розданы листы дешифровки каждого полета. Петр Иванович, бледный как стена, стал искать свой злополучный полет. Каково же было его удивление, когда на листе он обнаружил надпись: «Отказ САРПа».

Медленно стало доходить, что то, чего он так боялся, не случилось. А избавление заключалось всего в двух словах. Общая слабость охватила его. Теперь не надо врать и выдумывать то-то в свое оправдание. На лбу выступил пот. На слабых ногах он вышел из кабинета в коридор. Не сдержавшись, вынул папиросу и закурил.

Навстречу шли капитан Валуйский и подполковник Ласкаржевский, которые направлялись для разбора полетов. Не раздумывая, Петр Иванович подошел к ним и сказал:

– Товарищ подполковник, уберите, куда хотите, этого переучившегося майора, а то он нас всех угробит!

– Да, – сказал капитан Валуйский, – почти то же самое я слышал и от второй пары: Зайцева и Соковых.

– Хорошо. Но кто станет на место Михайлова? – спросил командир.

– Ну, пока я сам, а там посмотрим! – ответил Валуйский.

– Что ж, с завтрашнего дня ты летаешь с этой группой, а Маклаков будет у тебя ведóмым. А сейчас иди, свяжись с Москвой и убеди их там, чтобы они Михайлова отозвали.

Плановая таблица полетов была быстро переделана, и вместо фамилии Михайлова появилась фамилия капитана Валуй-
ского. Михайлов же был назначен штурманом. Среди летного состава никаких разговоров по этому поводу не возникло, так как подобное практиковалось не раз. Но Михайлов, наверное, понял.

Зайцев и Соковых с благодарностью смотрели на Петра Ивановича, благодаря вмешательству которого они были избавлены от неприятностей. Петр Иванович как-то сблизился с этими летчиками, особенно с Анатолием Соковых. Зайцев тоже был неплохим парнем, но он держался несколько замкнуто, в стороне.

Полеты с Валуйским доставляли капитану Маклакову одно удовольствие. Да и тот был доволен своим ведомым. Этому еще больше способствовала дружбы между ними, а это, в свою очередь, шло только на пользу делу.

При выполнении правил воздушного боя Петр Иванович по-прежнему не давал Валуйскому сесть себе на хвост, но это ему стоило большого напряжения, так как Валуйский был мастером своего дела, и после окончания работы Петр Иванович вылезал из самолета весь мокрый. Капитан не сердился на своего ведомого, хотя тоже вылезал из машины мокрым, как будто шел дождь.

Михайлов же несколько позже уехал, ни с кем не попрощавшись.

Программа подготовки в условиях пустыни подходила к концу. Оставалось отработать практическую стрельбу из пушки по летящей мишени с пуском ракет на поражение. Это задание нужно было выполнить по мишени ЛА-17 на полигоне в Красноводске, для чего отдельная эскадрилья однажды и выполнила перелет из Мары на аэродром Красноводска.

Перелет прошел нормально. Сразу с аэродрома летчиков погрузили в автобус и привезли в гостиницу, которая находилась почти в центре города. Все ребята были одеты в голубые летные комбинезоны, но каждый из них исхитрился при перелете припрятать фуражку.

Поэтому, когда они решили выйти в город, чтобы ознакомиться с его достопримечательностями, то на голове каждого из них красовалась щегольски надвинутая фуражка. Вид у всех был геройский.

Шествие бравых летчиков замыкали капитан Маклаков и капитан Демидов. По пути они увидели старушку, торговавшую семечками. Прихватив по стаканчику, они двинулись вслед за своими товарищами, но заметили, что летчики, ушедшие чуть вперед, столпились вокруг незнакомого майора с черными петлицами и что-то нетерпеливо ему доказывали.

Чувствуя неладное, Петр Иванович предложил Демидову:

– Давай-ка пройдем мимо и сделаем вид, что мы не из этой группы, а то как бы чего не вышло.

И они с независимым видом проследовали мимо. Но из этой толпы выскочил майор и схватил Петра Ивановича за рукав:

– А вы, голубчики, куда?

Ребята окружили их. Майор, между тем, совсем разошелся:

– Вы не имеете права выходить в город. Немедленно возвращайтесь в гостиницу, иначе я не разрешу вам проводить стрельбы на полигоне, и вы все у меня отправитесь назад, в Мары.

Хотя капитан Демидов и был самым спокойным в их компании, но он не выдержал:

– Слушай, Петр Иванович, можно я разок двину ему в морду? – спросил он, вырываясь от майора.

Летчики чуть не упали от смеха. Масла в огонь подлил еще Петр Иванович, несколько с ленцой ответив:

– Нельзя, Саня! Майор, видно, от природы дурак, а дураков не бьют, их жалеют!

Майор побледнел и трясущимися от гнева руками полез во внутренний карман мундира за удостоверением.

– Я комендант города Красноводска и забираю всех вас в комендатуру! – срывающимся, каким-то писклявым голосом закричал он.

– Иди, майор, пока ты нам не очень надоел. На наш взгляд, мы ничего не нарушили.

Вся группа, спокойно обойдя грозящего всеми земными карами майора, пошла дальше. Настроение было испорчено, да, как оказалось, в Красноводске и смотреть-то было нечего. Вернулись в гостиницу и после ужина завалились спать.

Наутро собрались в классе для изучения района полетов и подготовки к стрельбе. Бросив взгляд в окно, Петр Иванович увидел полковника, начальника центра подготовки, а рядом с ним вчерашнего майора, направлявшихся в их сторону.

Не сказав никому ни слова, Петр Иванович поднялся и вышел из класса через другую дверь на улицу, покурить, от греха подальше. Он точно знал, что майор ведет полковника по их душу. К тому же не очень хотелось еще раз лицезреть майора. В класс он вернулся минут через двадцать.

– А вот и еще один, тот, кто называл меня дураком! – сказал майор.

– Разрешите, товарищ полковник? – обратился Петр Иванович к командиру. Быстро окинув взглядом присутствующих, он увидел стоящего Демидова, чего-то ожидающих товарищей.

– Я что-то не понял: этого майора кто-то назвал дураком? Если он меня имел в виду, то этого не может быть. Во-первых, я этого майора вижу первый раз в жизни, и если бы его не привели сюда, то я не имел бы счастья лицезреть его. А во-вторых, разве мог бы я позволить себе назвать старшего офицера дураком? Поэтому прошу вас, товарищ полковник, оградить меня от столь некорректных высказываний со стороны товарища майора! – нарочито обиженным тоном сказал Петр Иванович.

Летчики сразу как-то расслабились, а лицо Демидова даже вытянулось. Зато выражение лица майора трудно было описать. Его глаза растерянно перебегали с Петра Ивановича на полковника и обратно.

– Вы зачем, майор, меня привели сюда? – гневно начал полковник. – Вы что, решили сорвать правительственную программу? Вон отсюда! Идите к себе в комендатуру: я объявляю вам десять суток ареста!

Майор, пошатываясь, вышел из класса. Полковник сказал:

– Когда я шел сюда, то никак не мог придумать, как мне освободиться от этого дурака коменданта. Не пойти – так он накатает рапорт, а что предпринять – не мог сообразить. Но как обернулось дело здесь, даже меня потрясло. Вы же не договаривались, а все в один голос заявили, что никогда этого майора не видели. Когда зашел этот капитан, думаю: «Ну, все пропало!» Он же не слышал нашего предыдущего разговора, но произнес такую пламенную речь, что мне ничего не оставалось, как посадить майора на «губу» и ходатайствовать о его замене. Признаться, он мне весьма надоел со своими вечными придирками по пустякам. Вас с ним никто не видел, так что он ничего не докажет. А вы, сынки, будьте всегда такими дружными! Это так важно там, куда вы летите.

..После контроля готовности летчиков увезли на ужин. Назавтра предстоял подъем в четыре тридцать утра. Утром все были на аэродроме. Отстрел нужно было произвести по мишени, приблизившись к ней на расстояние восемьсот метров. Потом следовало отойти на три километра и сбить ее ракетами, потом вернуться на аэродром. Задание все выполнили на «отлично». После обеда эскадрилья, взлетев, покинула Красноводск и приземлилась в Мары. Подготовка была полностью закончена.

На следующий день поступила команда развезти летный состав по семьям и через десять суток собрать всех и доставить в Москву, на аэродром в Чкаловск. Перед отправкой всем сделали прививки, а через день развезли по домам. Петра Ивановича высадили в Ленинабаде.

Родители не ожидали приезда сына и очень обрадовались. Правда, несколько удивились, что он прибыл в граждан-
ской одежде и даже в шляпе и только на десять дней. Ведь раньше он приезжал не меньше чем на месяц и был всегда в военной форме. Петр Иванович отшутился.

Десять дней пролетели незаметно. Наконец настал день отъезда. Он попрощался с родителями и братьями, приехал в аэропорт, где его забрал военный самолет, а потом еще целый день кружил по Союзу, собирая всех, и только утром следующего дня привез ребят в Чкаловск, где их уже ждали.

Был апрель 1970 года. Перед посадкой в самолет ИЛ-18 напутственное слово произнес трижды Герой Советского Союза Иван Никитич Кожедуб, генерал-полковник, прославленный ас. Он пожал каждому руку и пожелал счастливого возвращения.

И вот отдельная эскадрилья заняла места в огромном ИЛ-18. Кроме них, в самолете никого не было. Лайнер плавно оторвался от земли и перешел на набор высоты. Погода была чудесная. Летчики, прильнув к иллюминаторам, смотрели на родную землю, которую им предстояло покинуть надолго, а некоторым и навсегда. Пилот предупредил:

– Выходим на территорию Турции!

Под крылом самолета простирались горы. Но вот стали появляться отдельные населенные пункты. Они походили на горы, но крыши их были покрыты красной черепицей.

Через несколько часов показался остров Крит, точно такой, каким изображался на картах. Гул самолета стал изменяться. Машина шла над водным пространством. Кругом, насколько хватал глаз, простиралось море. Ничего не было в том примечательного, и все летчики, как по команде, задремали. Сколько продолжалось такое дремотное состояние, никто не знал. Но вот кто-то увидел показавшуюся землю. Самолет пересек береговую черту и приступил к снижению. Это была Африка!

Из кабины вновь вышел пилот и предупредил, что через двадцать минут самолет приземлится в Каире. И вот и сам город поплыл под крылом. Летчики с любопытством окидывали взглядом огромный город с его многочисленными мечетями и стройными свечами минаретов, удивляясь красочности открывшегося зрелища.

Наконец самолет плавно коснулся полосы и остановился. Вокруг было пустынно. Ничего, кроме незнакомых деревьев. К самолету подошел автобус с окнами, плотно за-
крытыми шторами. Летчики быстро погрузились в него. В автобусе, кроме водителя-араба, никого не было, если не считать одного человека, представившегося как «финансист посольства».

– Я раздам вам аванс на первое время, – сказал «финансист», протягивая летчикам по одной красненькой бумажке размером чуть больше советских десяти рублей.

Оказалось, что это – арабские деньги достоинством в десять фунтов. Все с каким-то пренебрежением и недоверием посматривали на полученные бумажки. Рассеивая их сомнения, «финансист» сказал:

– На эти десять фунтов можно купить столько, сколько в Союзе не купишь и за сто рублей.

Услышав такое, летчики стали смотреть на эту бумажку с почтением.

Дальше сопровождающий сообщил, что им всем положен оклад в 135 фунтов и еще 5 фунтов за каждое боевое дежурство, итого – 140 фунтов. Из них 5 фунтов будут удерживать на партийные взносы. По желанию фунты можно обменять на сертификаты, имеющие хождение в СССР, из расчета 58 фунтов на 100 сертификатов.

– Обо всем остальном вам сообщит по прибытии на место дислокации командир вашей группы генерал-майор Коваленко. При следовании к месту назначения шторы на окнах не отодвигать и не выглядывать. Водитель знает, куда вас доставить.

Машина тронулась с места и плавно покатила по дороге. Летчики сидели в напряжении. Ехали часа два. Наконец автобус остановился возле одинокого двухэтажного здания, и летчиков пригласили к выходу.

Войдя в длинный коридор, Петр Иванович увидел, что почти по всей длине коридора сидят вооруженные арабские солдаты. Он шутя поднес ладони к лицу, сделал традиционный жест, как бы оглаживая бороду, и произнес:

– Бисмиллоиррахими рахмон!

На лице арабских солдат появилось удивленное и вместе с тем почтительное выражение.

Летчиков ввели в просторный холл, где по стенам стояли плетеные кресла. В углу – телевизор и стол. В холле их встретили несколько человек, одетых в арабскую военную форму без знаков различия. Один из них представился как начальник группы генерал-майор Коваленко.

– Остальные товарищи – штурманы вашей группы. Полковник Виктор Кириллович Лихачев – один из них.

Впоследствии Петр Иванович очень подружился с Виктором Кирилловичем. Генерал, после того как прибывшие расселись по местам, сказал:

– Товарищи, на территории Египта мы находимся нелегально. Вас будут очень тщательно охранять, так как израильская разведка уже пронюхала о вашем прибытии. Вас будут стараться выкрасть живыми, чтобы представить в ООН как неопровержимые доказательства присутствия советских летчиков в Египте. Приказ Министерства обороны вам известен. И все же я обязан предупредить: если по каким-то обстоятельствам кто-то из вас попадет в плен, Советское Правительство не признает вас. А сейчас вас разместят по два человека в номере, столовая в этом же здании. Отдыхайте, а затем нужно будет изучить район боевых действий, чтобы через два дня приступить к работе. Еще добавлю, что дело предстоит серьезное. Против вас – американские самолеты типа «Мираж» и «Фантом». Правительство постановило, что летчик, сбивший две из этих машин, представляется к званию Героя Советского Союза. А теперь – располагайтесь. Командир эскадрильи завтра доведет до вас все остальное.

Летчики встали, и генерал со свитой покинули холл. Ребята расположились быстро. У Петра Ивановича не было пары, и он поселился в комнате один. Это было довольно просторное и светлое помещение с двумя кроватями, столом, на котором стоял графин с двумя стаканами, с ковром на полу и огромным вентилятором. Кровати были настолько широки, что на них можно было лежать даже поперек. Подушка напоминала длинный валик и на вид была удобной. Встроенный шкаф для одежды, широкое окно, прикрытое жалюзи, – вот, пожалуй, и вся меблировка этого жилища на чужой земле.

Петр Иванович разделся и включил вентилятор, который погнал такую мощную струю воздуха, что он выключил его и подошел к окну. Не поднимая жалюзи, оглядел видимое пространство, тот кусок египетской земли, который предстояло ему созерцать целый год. Первое, на что натолкнулся взгляд, были ряды колючей проволоки, начинающиеся от здания метрах в двадцати. Дальше, почти до горизонта, простирались посадки мандариновых деревьев. Среди них попадались незнакомые деревья с крупными плодами. Это, как позже выяснилось, были деревья манго.

После обеда, а кормили здесь вкусно, и часового отдыха их пригласили в холл и раздали тетради, ручки, карандаши, полетные карты. Занятия проводил полковник Лихачев. Он рассказал о полетах в так называемой «зеленой зоне». Собственно, «зеленой» зоной можно было назвать всю местность, где жили египтяне. Это была дельта Нила, богатая растительностью, за пределами которой все огромное пространство занимала пустыня.

В задачу эскадрильи входило прикрытие в основном трех городов – Каира, Порт-Саида и Александрии. Штурман группы Лихачев не очень утруждал летчиков сведениями о районе боевых действий. В Каир он прибыл незадолго до своих подопечных, не многое знал и сам, а потому предло-
жил пока заучить все пароли входа и выхода в зеленую зону. Остальное же каждый увидит с воздуха.

– Ну, а теперь, – сказал он, – поедем на аэродром и познакомимся с «душмами» – капонирами, укрывающими самолеты, со своими техниками и самолетами. Но прежде получите арабское военное обмундирование, в котором с сегодняшнего дня и будете ходить.

В новой форме летчики выглядели довольно забавно. Но самым потешным был головной убор, представляющий собой тряпичную фуражечку, которую можно было легко поместить в карман. Обмундирование напоминало нашу стройбатовскую форму, только та была окрашена под цвет зелени.

После переодевания сели в автобус и араб-водитель повез их на аэродром. Аэродром был близко, так что минут через пять они уже катили по полосе, потом проехали по рулёжке, от которой отходило много дорожек к бетонным сооружениям, расположенным вокруг аэродрома. К слову, они ни-
сколько не походили на наши капониры. Летчиков поразило то, что на отдельных рулёжках стояли самолеты, прикрытые маскировочной сеткой, которая не скрывала их и позволяла рассмотреть даже тип машин. Это были наши МИГи и СУ-7. Лихачев объяснил:

– Посмотрите, с одной стороны в «душмах» стоят наши самолеты, а с другой – арабские. Арабские летчики летают на наших СУ-7. Работать придется вместе. И еще, ребята: все арабские летчики – выходцы из богатых семей, поэтому вам надо вести себя с ними аккуратно и с достоинством. Они убеждены, что все мы тоже дети богатых родителей.

«Душмы» представляли собой громоздкие бетонные сооружения из армированного бетона трехметровой толщины. Сверху была насыпана горка песка, напоминающая издали бархан. Вход в «душму» представлял не простое отверстие, а имеющее конфигурацию самолета, закрывающееся к тому же толстыми бетонными плитами. Поэтому летчикам нужно было уметь зарулить и вырулить из этого укрытия.

Они делились своими соображениями относительно защищенности машин, мощности укрытий, которые, по их мнению, не могло бы разрушить и прямое попадание бомбы. С советскими капонирами не было ничего общего: те можно было развалить, если сильно толкнуть ногой.

Вокруг основных укрытий было несколько более заметных «душм». Они ничем не отличались от основных издали, но вблизи оказались просто бетонными стенами. В них стояли наши МИГи, раскрашенные под цвет пустыни с нанесенными арабскими знаками. Когда Петр Иванович подошел к ним, то с удивлением увидел, что и «душмы», и самолеты были всего-навсего прекрасными муляжами, бутафорскими фанерными макетами.

Сильный гул в небе заставил летчиков взглянуть вверх. Над полосой парами, на расстоянии двух-трех метров между ведущим и ведомым, проносились СУ-7 с убранными шасси на высоте всего не более полутора метров. Это было необычно. Но вот пары распустились, набрали высоту около десяти метров и стали заходить на посадку. Первый самолет на очень малой высоте, быстро выпустив шасси, зашел под углом к полосе, сделал резкий доворот и, едва не чиркнув крылом по земле, мягко коснулся земли. За ним так же четко стали приземляться другие машины. Не прошло и пяти минут, как все шесть СУ-7 срулили с полосы и покатили в свои душмы в самом конце аэродрома.

Все вновь прибывшие летчики были потрясены этой ювелирной работой. За такой роспуск и посадку в Союзе смельчаков, не раздумывая, выгнали бы с летной работы. А здесь это было жизненно необходимо. Минут десять летчики не могли произнести ни слова. Все смотрели на командира.

– Да, – сказал Лихачев, – у себя в Союзе мы никогда так не летали и не садились. Но здесь такая техника полетов – вопрос жизни или смерти. Начнем работать, и все вы должны летать и садиться не хуже арабских летчиков, чтобы не ударить лицом в грязь!

Петр Иванович про себя думал, что они столько тренировались и делали посадки только через дальний привод километра за четыре и заходить на полосу в два приема на высоте триста и сто метров. И вот это в боевых условиях оказалось не только ненужным, но и опасным.

Он, конечно, понимал, что для настоящего профессионала не следовало ставить никаких ограничений, хотя тогда, может быть, погибало бы еще больше летчиков, но зато оставшиеся стали бы настоящими мастерами своего дела и не стоя-
ли бы теперь с открытыми ртами перед арабскими асами, которым прибыли помогать. Здесь не были нужны ни их показные рекорды, когда они, в сущности, летали по прямой, ни показатели приборов, фиксирующие то или иное положение. Надо было побороть страх, скованность, отвлечься от всего и стать единым организмом со своей машиной, каждым своим нервом чувствовать самолет, иначе здесь долго не протянешь.

И капитан Маклаков твердо решил летать так, как летали арабы. В дальнейшем жизнь показала, насколько он был прав в своем решении.

Все молча сели в автобус и молчали до самого конца поездки. На сегодня все были свободны и разошлись по комнатам. Кто лег спать, кто листал старые письма, а Петр Иванович взял лист ватмана и начал чертить большой календарь, в котором намеревался отмечать дни, прожитые здесь. А наутро началась предварительная подготовка с тем, чтобы еще через день приступить к полетам.

После завтрака командир собрал всех в холле и сообщил, что завтра с утра каждый летчик начнет в одиночку на своем самолете отрабатывать полеты на предельно малой высоте.

– Учтите, ребята, в этих полетах никакого контроля за вами не будет, – сказал Лихачев, – каждый будет спускаться на такую высоту, на какую сможет. Вы знаете, что в самолете нет прибора, который показал бы высоту над землей в двадцать-тридцать метров. Это вы должны интуитивно чувствовать сами. Делаете по четыре вылета. Потом контрольный выход на аэродром на высоте десять метров, проход над полосой и посадка. За этим четвертым вылетом я буду наблюдать с земли, а потом доложу вам свои соображения на разборе. Сейчас же попробуйте мысленно проиграть завтрашнее задание.

Холл быстро опустел. Впереди было много свободного времени. К вечеру намечался просмотр художественного кинофильма, а пока летчики занялись кто чем хотел. На улице было тепло. Хотя стоял апрель, но термометр показывал плюс пятьдесят градусов. Правда, особой жары не чувствовалось.

Часть летчиков отправилась играть в футбол на небольшом поле, имевшемся возле зданий. Другие принялись мастерить нарды – в общем, убивали время. Часа через два, после душа, ребята собрались возле побеленной стены здания, изображавшей киноэкран. Фильм был веселый, и летчики как-то сбросили напряжение, немного успокоились.

Утром начались полеты. Петр Иванович хотел сначала посмотреть, на какой высоте будут летать его товарищи, как будут совершать посадку. Несколько самолетов прошли над полосой. Но высота была не менее сорока-пятидесяти метров. Вдруг Петр Иванович увидел невероятное: к полосе приближался самолет. На высоте десяти-пятнадцати метров он перевернулся вниз кабиной и в таком положении промчался над полосой. Кто-то сказал:

– Это Лихачев. Он не зря получил Героя, уже воевал!

Петр Иванович с любопытством наблюдал: его товарищи при заходе на посадку «рыскали», как слепые котята. Некоторые успевали на следующий круг. Если бы кто-то посторонний видел эту картину, то у него могло бы сложиться впечатление, что за штурвалом сидят люди, в первый раз попавшие в самолет, а не классные летчики, отобранные специально как лучшие.

Эти наблюдения дали Петру Ивановичу многое. Он взлетел на своей машине, убрал шасси и на малой высоте ушел в сторону пустыни. Там он, тщательно контролируя высоту до земли и почти не обращая внимания на приборы, носился над песками, замечая почти под самым крылом бесчисленные барханы. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулась пустыня. Вдали показалось несколько пальм. «Дотяну до них и буду возвращаться на аэродром», – думал он. Минут через пять он увидел пальмы совсем рядом, несколько верблюдов, людей возле них. Сделав два круга, помахав крыльями, взял курс на аэродром.

Аэродром он заметил еще издали. Промелькнула шальная мысль: пронестись над ним так, как Лихачев, но от одной этой мысли даже какой-то озноб прошел по всему телу. И он решил пройти над полосой как все, но только как можно ниже.

Точно нацелившись на полосу, он старался прижать самолет к земле до предела, но какая-то сила не разрешала руке отдавать ручку от себя. Петр Иванович выпустил шасси и решил выполнить третий разворот подальше, чтобы идти к полосе под большим острым углом, довернуть немного и сесть. Получилось как нельзя лучше, только при резком довороте показалось, кто крыло чуть не задело землю.

Зарулив в свою душму, он распорядился заправить машину и пошел искать Лихачева, чтобы выразить ему свое восхищение. Найдя командира, он сказал с восторгом:

– Смело и здорово летаете, командир! Я восхищен вами. Прошу вас к себе вечером. Я живу один. И хоть я только капитан, но я – из Таджикистана и умею быть гостеприимным!

– Хорошо, – сказал Лихачев, – приду. Если ты играешь в нарды, то сразимся. Они у меня есть.

– С удовольствием. Не хвастаясь, скажу: в этом деле я – профессор!

Так завязалась дружба старого боевого летчика, Героя Советского Союза, с молодым капитаном. Впоследствии, совершая боевые вылеты, Лихачев брал ведомым только капитана Маклакова. Он передавал своему молодому другу опыт летного мастерства и добился того, что его способный ученик стал «надирать хвост» учителю в учебном бою. Виктор Михайлович только радовался и гордился этим. Сам он был выходцем из бедной семьи, до всего дошел сам и не терпел выскочек, подхалимов и неумех. Жил он в Москве у метро «Динамо» с женой и двумя дочерьми. Жизнь не баловала его. В Москве он был инспектором ВВС и иногда облётывал самолеты в Луховицах, а потом был направлен в Египет.

Человеком он был гордым, великим мастером своего дела, за что и пострадал впоследствии. А дело было так: однажды в Кубинке один из летчиков, демонстрируя боевые возможности самолета МИГ-23 иностранцам, выполнил программу очень плохо. Не сдержавшись, Лихачев взлетел сам и, конечно, показал «класс», но был не понят главным маршалом авиации П.С.Кутаховым, так как взлетел без его ведома. За этот «проступок» он был вскоре уволен, а несколько лет спустя умер, лишенный дела, которому отдал всю жизнь.

В тот день Петр Иванович выполнил еще три полета и с каждым разом чувствовал себя на предельно малой высоте все увереннее. Лихачев, придя вечером в его комнату, с похвалой отозвался об этих полетах, чем доставил Петру Ивановичу большую радость.

Вечером состоялась игра в нарды, затянулась часов до двух ночи. Ни одной партии Петр Иванович не проиграл, и Лихачев вынужден был признать, что его ведомый действительно профессор в этой древней игре.

В полетах парами Петр Иванович летал и с Лихачевым, и с Валуйским. А звеном он летал с Зайцевым и Соковых. Когда он летал с Лихачевым, то «Дед», как окрестили того ребята, обязательно над полосой переворачивал самолет и летел верх животом. Петр Иванович шел рядом, но сделать то же боялся. В конце полосы Дед занимал нормальное положение, и они парой, включив форсаж, делали петлю, полупетлю, распускались и производили посадку. Им завидовали все.

После полета звеньями на предельно малой высоте приступили к пилотажу в зоне. Но эта работа была совершенно не похожа на пилотажи в Союзе. Согласно инструкции, это был пилотаж на определение возможностей боевого самолета – отрабатывались маневры ухода от ракет, различные перевороты на высоте менее 3500 метров. Здесь же это разрешалось с 1500 метров. Да и вообще, фигуры высшего пилотажа выполнялись здесь совершенно не так, как писалось в инструкции. Условия были боевые, самые сложные, не предусмотренные никакими бумажками. И опять промелькнула у Петра Ивановича горькая мысль, что пять лет училища и шесть лет работы в боевом полку почти ничего не дали. Он умел только взлетать, пилотировать самолет и садиться. Как воздушный боец с такой подготовкой он ровно ничего не стоил. И теперь он со смущением подсмеивался над своей молодой самоуверенностью, когда в Союзе считал себя асом только потому, что на «отлично» выполнял плановые задания.

Здесь же произошла переоценка ценностей. Он четко понял, что если хочет остаться живым, то надо научиться летать так, чтобы его самолет ни один локатор или самолет противника не смог засечь первым.

После прохождения ускоренной программы в усложненной обстановке воздушного боя пары на пару, звено на звено, командиру группы генерал-майору Коваленко было доложено, что эскадрилья готова к боевым действиям. На следующий день поступила команда: приступить к несению боевого дежурства.

Шестерка машин, где был и самолет капитана Маклакова, заступила на боевое дежурство. Управление и подъем дежурных самолетов должны были осуществлять с КП наши штурманы наведения.

Остальной летный состав продолжал дальнейшую отработку полетов на предельно малой высоте. И здесь почти сразу одна за другой произошли две катастрофы. Первая случилась на спарке, когда два летчика вылетели на разведку погоды. В пустыне, над соленым озером, они опустились так низко, что самолет задел за воду и тут же разлетелся на куски. Летчики погибли.

Не прошло и трех дней, как еще один летчик, выполняя полет на предельно малой высоте, врезался в бархан и тоже погиб.

Все в эскадрилье очень переживали эти, в общем-то, ненужные, досадные потери. Но жертвы говорили сами за себя: надо учиться не только летать на предельно малой высоте, но и учиться быть предельно внимательным, видеть землю не только глазами, но и чувствовать ее всем своим существом. Иначе список печальных примеров будет расти.

Генерал-майора Коваленко отозвали в Москву. Причина была неизвестной, но из Каира просочился слушок, что опорочил он себя связью с женщиной-арабкой. На его место прибыл бывший начальник авиаучилища генерал-майор Романенко.

А полеты продолжались. Отрабатывали приемы воздушного боя парами и, в основном, звеньями. Самолеты противника их пока не тревожили. Скорее всего, американцы не могли понять русские «маневры и тактику»: летают как угорелые, бьются без видимых причин и все равно летают.

Но вот однажды после взлета двух звеньев с КП раздалось:

– «Фантомы» подходят справа!

Командиры звеньев упустили управление своими подопечными, летчики растерялись, боевой порядок рассыпался. Самолеты бестолково заметались в воздухе, и в результате две машины столкнулись между собой и летчики погибли. Были ли на самом деле «Фантомы», никто толком не мог сказать.

И еще один печальный урок получил Петр Иванович из этого случая: в воздухе надо принимать решения самому. Команды с КП следует слушать просто как информацию. В этом он убедился еще в Союзе, а происшедший случай только подтвердил мысль, что и наши штурманы с КП тоже совершенно не подготовлены к боевым условиям. Не было у КП и опыта управления настоящим воздушным боем. И в этом вскоре пришлось еще раз убедиться.

Когда все прибыли на аэродром и стали осматривать свои самолеты, по громкоговорящей связи, установленной в душмах, раздалась команда с КП о подъеме в воздух дежурной шестерки самолетов, так как пара самолетов противника типа «Мираж» идет на высоте семи тысяч метров в направлении аэродрома.

Это был классический случай перехвата противника, который постоянно отрабатывался в Союзе. Через четыре минуты шестерка была в воздухе и пошла с набором высоты, занимая исходное положение для атаки «по кривой погони».

Все высыпали из душм, с волнением наблюдая, как наша шестерка заходит в хвост паре «Миражей». Все было отчетливо видно. Но пара «Миражей» почему-то не обращала внимания на наши самолеты, а шла спокойно, подставляя свой хвост. Наша шестерка уже почти заняла исходную позицию для пуска ракет. И вдруг произошло что-то невероятное: все шесть машин начали почти одновременно взрываться. Промелькнуло несколько секунд. Все ясно увидели, что «Миражи» спокойно развернулись и пошли к Суэцкому каналу, а вместо наших боевых машин в воздухе повисло четыре парашюта.

Как позже сообщили арабские наблюдатели, «Миражи» сопровождали шесть «Фантомов», летевших на такой высоте, что их не засекли наши локаторы. Они-то и сбили нашу шестерку.

Тем временем катапультировавшихся летчиков стало на парашютах относить в сторону гор. Всем было уже ясно, что они приземлятся в горах. Это было очень опасно. Ни один наш летчик в Союзе не был готов к приземлению в горах. Все приземлялись только на ровных площадках.

Командир быстро собрал несколько летчиков и посадил их в наш вертолет МИ-8, направив в сторону предполагаемого приземления четверых летчиков.

Прошло уже семь часов после это трагедии, а вертолет все не возвращался. Все находились в каком-то оцепенении. Даже как-то не очень отреагировали на сообщение, что штурман наведения хотел застрелиться, но его связали и он лежит под охраной. От второго завтрака и обеда все отказались.

И только в шесть часов вечера показался вертолет. Все бросились к нему. Командир вышел из вертолета без фуражки и сообщил, что вся шестерка погибла. Двое погибли сразу в воздухе вместе с самолетами, а четверо – во время приземления в горах. Тела четверых погрузили в прибывший к тому времени из Каира ИЛ-18, который сразу же улетел в Союз.

Вечером устроили поминки по своим погибшим товарищам – шестерке капитана Журавлева.

 

Звено капитана Маклакова заступало на дежурство через двое на третьи сутки. Израильтяне редко беспокоили, но если их самолеты приближались к Суэцкому каналу, то дежурное звено сразу поднималось им навстречу. Два свободных дня Петр Иванович со своими ребятами совершенствовали свое летное мастерство, отрабатывали перехват низколетящих целей. Теперь они летали не выше пятидесяти метров, и это было уже настоящее боевое звено.

Иногда, рассуждая со своими друзьями о подготовке летчиков в Союзе, он признавал, что до сего времени не был вправе называть себя летчиком. И только теперь, когда он чувствовал самолет как собственное тело, был с ним единым организмом, только теперь он мог сказать, что по-настоящему умеет летать и ни на какие провокации противника не поддастся, а сумеет дать ему достойный отпор.

Ему было бесконечно жаль тех молодых ребят-летчиков, которые в Союзе в погоне за дутыми показателями и оценками не чувствуют машину так, как ее чувствует он, и что в боевых условиях эти несчастные ребята будут только живыми мишенями для врага.

Встреч с самолетами противника, к счастью, пока не было. Единственным «противником» капитана Маклакова пока был «Дед», полковник Лихачев, который никак не хотел смириться с тем, что он, участник Отечественной, признанный воздушный ас, никак не может оторваться от настойчиво повисающего у него на хвосте этого молодого, в общем-то, капитана. Правда, такое соперничество в воздухе ничуть не мешало их дружбе на земле.

Однажды в одном из полетов Лихачев первым взлетел и ушел в зону, чтобы там подождать Петра Ивановича и атаковать его с ФКП. Он знал: его ведомый обязательно подойдет к этому месту, но с какой стороны и на какой высоте? Его задача заключалась в том, чтобы первым обнаружить самолет капитана Маклакова и засечь фото-кино-пулеметом. Петр Иванович произвел взлет и на высоте метров десяти направился в пустыню. Отойдя километров на пятьдесят от аэродрома, он занял такое положение, чтобы солнце светило ему точно в спину, и пошел к месту, где, по его предположениям, должен был находиться самолет Деда. Ему солнце не мешало, а Дед этот участок не мог просматривать, так как его слепило солнце.

Не дойдя километров пяти до зоны, Петр Иванович чуть выше обнаружил самолет Лихачева и, подождав, пока Дед подставит ему хвост, включил форсаж, быстро сблизился и стал «стрелять» из ФКП. Дед увидел его в перископ и стал уходить из-под атаки, но было поздно: самолет Маклакова уже зафиксировал сбитие «противника».

Минут семь продолжалась эта «карусель». Наконец Дед вывел свою машину в горизонтальный полет и, покачав крыльями, пригласил ведомого пристроиться к нему. Хотя Петр Иванович и вспотел от этого пилотажа, но быстро пристроился к самолету ведущего, и они на высоте метров десяти пошли к аэродрому. При подходе к полосе Петр Иванович немного оттянулся от Деда. Тот, как всегда, перевернул самолет брюхом кверху, и в таком положении они пронеслись над аэродромом. Потом выполнили петлю, а на полупетле разошлись и с малой высоты произвели посадку, а потом спокойно порулили к своим душмам.

Петр Иванович думал о том, что сейчас подковырнет Деда, а тот в запальчивости скажет: «Давай полетим снова и я там тебе покажу!» Он вылез из самолета и направился в душму Лихачева. Но тут увидел, что командирский «Москвич» подъехал к душме полковника и из автомобиля вышел какой-то кругленький, коротенький мужичок и направился к Деду.

Дед в это время стоял на стремянке и расправлял в кабине лямки парашюта. Мужичок подошел к нему сзади и визгливо закричал:

– Я объявляю вам строгий выговор!

Дед спустился со стремянки, обернулся и спокойно, сверху вниз, смотрел на рассерженного человечка. Это было забавное зрелище.

Видимо, эти люди давно и хорошо знали друг друга, потому что Дед презрительно произнес:

– Да я твою морду!.. – и обложил того таким крепким, забористым матом, что Петр Иванович от удовольствия аж покрутил головой.

«Ну все, расстроил этот мужик Деда и он больше не полетит. Лучше уйти от греха подальше, пусть разбираются без свидетелей», – подумал он.

Подойдя к летчикам, он спросил, кто же этот толстячок. Каково же было его удивление, когда он узнал, что этот человечек – не кто иной, как новый начальник их группы генерал-майор Романенко. Оказывается, он наблюдал, как они с Дедом пронеслись над полосой и что потом выделывали, особенно – как садились. Ему чуть не сделалось плохо, он запретил полеты и спросил, кто же эти воздушные хулиганы. Командир назвал пару Лихачев – Маклаков, и генерал помчался за первым самолетом, чтобы наказать «нарушителей спокойствия». Теперь он собирает всех летчиков в холле на разбор полетов.

Час спустя все летчики сидели в холле и ждали, что же скажет им их новый командир группы. Тот вошел в холл в сопровождении командира эскадрильи и замполита Валуй-
ского. Командир эскадрильи представил:

– Товарищи офицеры, познакомьтесь: новый командир авиагруппы – генерал-майор Романенко!

Генерал, не откладывая дела в долгий ящик, сразу решил познакомиться с воздушными хулиганами. А те с невинным видом сидели рядом. Наклонившись к Лихачеву, Петр Иванович вполголоса спросил:

– Ну что, старый разбойник, Звезду Героя ты, наверное, тоже получил за хулиганство? И чему учишь молодежь? Ну, я еще молодой, могу исправиться, время есть. А тебе-то уже поздно!

Лихачев от души рассмеялся. Это просто взбесило генерала. Лихачев тем временем встал, подошел к Романенко и, глядя на него сверху вниз, четко произнес:

– Вы, генерал, выступаете здесь не перед курсантами, а перед боевыми летчиками, которые своими глазами видели смерть, и не один раз. Хоронили своих товарищей. И если они будут летать так, как этого намерены требовать вы, то никто из них домой не вернется. Они будут здесь сбиты, как слепые котята. Поэтому мой вам совет: возвращайтесь в Каир и не мешайте нам! Мы и так у израильских летчиков потеряли свой авторитет, они, наверное, смеются над нами. Идемте отсюда, ребята, а генерал пусть подумает над моими словами!

Все летчики поднялись и молча покинули холл.

– Ну ты, Дед, и даешь! – восхищенно сказал Петр Иванович. – Наверное, тебе это даром не пройдет. Плюнь, однако, на все и пойдем ко мне играть в нарды. Может, там ты меня обставишь, а то в воздухе не можешь!

И они сели играть в нарды. Ребята обступили их со всех сторон. Они очень гордились Дедом и тихонько обсуждали происшедшее.

Генерал сразу же на вертолете улетел в Каир, но полеты запретил. У летчиков, кроме тех, кто нес боевое дежурство, появилась масса свободного времени. Занятие каждый находил себе. Как мог. Одни загорали, играли в футбол, другие устроили турнир в нарды, третьи – даже рыбачили. От нечего делать жевали апельсины, мандарины, манго, бананы – благо, что все это росло сразу за оградой в несметном количестве.

Такая райская жизнь продолжалась три дня. На четвертый командир эскадрильи дал команду быстренько привести себя в порядок, так как из-за жары все ходили в основном в плавках. Стало известно, что из Москвы прилетает главный маршал авиации П.С.Кутахов.

Все быстро собрались в холле и едва успели рассесться по местам, как вошли три человека, одетые в гражданское. Первым шел маршал Кутахов, за ним незнакомый стройный, средних лет мужчина. Замыкал группу генерал Романенко. Офицеры вскочили и замерли по стойке «смирно».

– Вольно, садитесь! – разрешил маршал.

Романенко сел с летчиками, а маршал и незнакомец расположились за столом.

– Знакомьтесь: заместитель министра авиационной промышленности! – представил Кутахов своего спутника. – Ну, что сказать, – продолжал он, – я вами доволен. Жаль, что часть летчиков погибла, но израильтяне теперь знают, что оставшиеся с честью сумеют постоять за себя, а потому и поумерили свой пыл. И в этом большая ваша заслуга и победа. Вот я и прилетел, чтобы познакомиться с моими соколами. А теперь можете задавать мне любые вопросы. Можете называть меня просто Павлом Степановичем.

– Ну, Дед, сейчас я верну тебе свой должок за то, что ты защитил меня перед Романенко, – шепнул Петр Иванович Лихачеву. – Разрешите, Павел Степанович? – обратился он к маршалу. – Вот вы сказали, что европейские летчики поубавили свою прыть. Да, это верно. У них хорошая разведка и они видят и понимают, что мы уже не те, какими прибыли из Союза. Теперь в воздушном бою мы можем с достоинством постоять за себя. К сожалению, некоторые наши высокие начальники хотят нас всех отдать на съедение противнику. За то, что мы здесь нестандартно летаем, нас объявили воздушными хулиганами и запретили летать!

– Садитесь, капитан. Ну, а кто же это запретил моим летчикам летать?

– Я, товарищ маршал, – сказал Романенко.

– Вы что, товарищ Романенко, хотите уйти на пенсию без пенсии? И впредь прошу не трогать моих летчиков! – гневно произнес Кутахов.

Бледный, с трясущимися губами, Романенко опустился в кресло. Но на него никто уже не обращал внимания, так как завязался интересный разговор с заместителем министра, которого интересовало мнение летчиков о самолете МИГ-21 ПФМ, как он зарекомендовал себя в воздушной обстановке и какой самолет хотели бы иметь летчики для боя с «Миражами» и «Фантомами».

Слово взял полковник Ласкаржевский, охарактеризовавший наши боевые машины всесторонне и указавший, что для современного воздушного боя не требуется столько электроники и всевозможных прицелов. Вместо них следует добавить баки для горючего и придумать устройство для лучшего обзора задней и нижней полусферы.

На этом беседа окончилась, и П.С.Кутахов улетел в вертолете в Каир. Генерал Романенко отбыл в Каир на командирском «Москвиче».

С тех пор Романенко у них больше не появлялся, а полеты возобновились.

Звено Петра Ивановича заступило на боевое дежурство. В бункере было прохладно, работал кондиционер, и летчики сели играть в «ЧЧВ»-игру, означавшую «Человек человеку – волк». Но партию не доиграли. По радио раздалась команда:

– Воздух!!! Курс – на Александрию!

Буквально за минуту летчики оказались в своих душмах. Самолеты были запущены. Все вскочили в свои кабины и порулили на взлетную полосу, на ходу закрепляя привязные ремни. Взлет, как всегда, произвели на малой высоте и взяли курс на Александрию. Минут через пять проскочили город и вышли к побережью Средиземного моря.

Углубившись в море километров на двадцать, стали тщательно просматривать воздушное пространство. На большом расстоянии заметили три удаляющиеся точки и помчались за ними. На подходе к Порт-Саиду развернулись звеном и опять направились к Александрии. На пляжах этого города Петр Иванович видел фигурки купающихся и загорающих людей. Тем и дела не было до того, что летящие над ними серебристые птицы только что отогнали от них возможную смерть.

Покрутившись над пляжем, звено взяло круто на аэродром. Шли низко, почти задевая верхушки деревьев. Прошли над автострадой, где сплошным потоком двигались автомобили. Вдруг в наушниках раздался тревожный возглас Особливца:

– Командир, внимание – впереди!

Бросив взгляд вперед, Петр Иванович увидел, что несется прямо на мощные антенны. Их было четыре. Между ними были натянуты провода и отвернуть от них уже не хватало времени. Мгновенно он чуть увернулся и проскочил между ними. Мачты антенн пронеслись так близко, что Петр Иванович сжался в ожидании удара. Но удара не последовало, а антенны уже были далеко позади.

Рассыпавшееся звено вновь приняло боевой порядок. Самолет вел себя нормально. «Неужели я не срезал эти провода? – подумал Петр Иванович. – Долечу – посмотрю на них с земли». Его тело от огромного напряжения облилось холодным потом, но сознание работало четко и ясно.

После приземления оказалось, что на машине нет ни одной отметины, а значит, и антенны уцелели. К его самолету подошли летчики.

– Ну, командир, мы думали – всё! А вы даже проволоки не задели! – сказал Особливец.

– Спасибо тебе, Толик! Это вышло совершенно случайно, мне просто повезло. Этих антенн раньше не было. А я увлекся осмотром автотрассы.

После смены Петра Ивановича вызвал командир и сказал, что завтра с утра они всем звеном едут в Александрию на «мамуру», то есть на отдых, на целую неделю, и чтобы через неделю все были в полном порядке.

Оказывается, в одном из живописных уголков Александрии на берегу Средиземного моря арабы выделили коттеджи для отдыха летного состава. Вход туда был строго по пропускам, так как там же имели свои коттеджи иностранцы и высокопоставленные арабы.

Быстренько собравшись, ребята всем звеном сели в машину и выехали в Александрию. Хорошая дорога проходила через небольшие населенные пункты, апельсиновые рощи, плантации сахарного тростника, где работали мужчины. Женщины с кувшинами на голове несли воду.

Но самое интересное, что запомнилось ребятам, так это то, как арабы ездили на своих легковых автомобилях. Пассажиры располагались не только в салоне, но и на крыше, в багажнике, в общем, везде, где только можно было примоститься.

Наконец выехали на просторную автостраду. По ней неслись машины, наверное, всех марок из всех стран мира. Скорости были большие. Примерно через час пути впереди показались злополучные антенны, стоящие возле самой дороги.

– Остановись возле этих вышек, – попросил Петр Иванович водителя.

 Машина плавно остановилась на обочине. То, что увидели летчики, было невероятно. Все мачты антенн соединялись не только проводами, но между собой крепились еще и расчалками, через которые невозможно было пролететь, не задев хотя бы один провод. Но обрыва нигде не было.

– Вот это полет! Даже ни один провод или расчалка не задеты! – восхищенно сказал Зайцев.

– Расчет, братцы, расчет! – важно произнес Петр Иванович, а сам подумал, что здесь и птице приходится изворачиваться.

Через час все уже въезжали в Александрию. Водитель, очевидно, сам знал, куда их везти. Он уверенно вел машину по улицам, запруженным народом. По обе стороны дороги тянулись магазины, какие-то лавчонки, а то и просто – товар лежал прямо на асфальте. Все выглядело весьма живописно.

Наконец подъехали к воротам. Водитель что-то сказал полицейскому, показал пропуск, и все увидели ухоженную территорию, где среди стройных пальм стояли великолепные коттеджи, среди которых не было двух одинаковых.

Водитель подвез их к одному особняку. На сигнал машины вышел мужчина в сопровождении десятка арабов. Мужчина оказался русским доктором, а арабы – слугами, которым вменялось в обязанность обслуживать прибывших господ, то есть их, летчиков.

Быстро познакомились, и доктор отвел прибывших на второй этаж. Им было предложено выбрать любую из шикарно обставленных комнат. Затем доктор рассказал о распорядке дня, времени обеда, ужина, завтрака.

Побросав вещи в свои комнаты, ребята по предложению Петра Ивановича собрались в холле.

– Вот что, друзья, никакой инструкции мне никто не давал, но я предлагаю следующее: сбрасываемся по тридцать фунтов, выбираем кассиром Зайцева и договариваемся, что он будет рассчитываться за все наши мероприятия – походы по магазинам, бакшишкам, ночным барам. Ходить всюду будем только вместе, а если кто-то хочет пойти куда-нибудь один, то меня нужно обязательно поставить в известность.

Ребята согласились. Решили пойти в ресторан «Максим», выпить чего-нибудь хорошего, поесть жареной морской рыбы, а потом – на море купаться, благо, что оно совсем рядом.

Петр Иванович захватил с собой русско-арабский разговорник, и все двинулись в ресторан, располагавшийся рядом с пляжем. Удобные кресла, прекрасный вид на море, легкая музыка – все располагало к отдыху. Петр Иванович заказал две бутылки коньяка, показав официанту два пальца и с акцентом произнося: «коньяк». Официант в знак того, что понял, кивнул.

Теперь оставалось еще одно – заказать жареную рыбу. Обратившись к разговорнику, Петр Иванович напрасно листал страницу за страницей. «Жареная рыба» не попадалась. Тогда он решил прибегнуть к языку жестов, показывать официанту, как плавает рыба. После каждого такого изображения рыбы официант делал изумленное лицо, размахивал руками, как крыльями, и произносил слово «кыр». Ребята покатывались со смеху.

Эти обоюдные манипуляции продолжались довольно долго. Петр Иванович наконец понял, что заказ на рыбу не состоялся, и с досадой махнул рукой:

– Ладно, тащи свой «кыр»!

Официант даже просиял и быстро удалился. Через пару минут перед летчиками красовались коньяк и четыре огромные обжаренные курицы, что вызвало новый взрыв смеха.

Коньячных рюмок не имелось, и напиток разлили в красивые поллитровые бокалы. Коньяк был в бутылках по семьсот пятьдесят граммов, так что всем было налито по полбокала. Все дружно выпили «за дружбу».

Через час коньяк был выпит, а от огромных куриц остались только косточки. Зайцев расплатился, и ребята удивились, что пили они коньяк «Наполеон», съели таких больших кур, а стоило все это в переводе на русские деньги где-то около семи рублей.

На пляже народу, как и в ресторане, было немного. Разделись под зонтом, огляделись и впервые вошли в Средиземное море. Было тихо. Вода была такая соленая и плотная, что можно было, не шевеля руками и ногами, спокойно лежать на поверхности. Они долго плавали, а потом, уставшие, лениво развалились на теплом песке под зонтами.

К лежащим подбежал араб и быстро начал говорить:

– Мистер, кока-кола, стела-бира, коньяк...

Ребята кивнули, и через несколько мгновений под зонтом появился стол, стаканы, ведерко со льдом с полным набором спиртных и прохладительных напитков.

Прокупавшись часа четыре и приняв солидную дозу коньяка, они двинулись на ужин вслед за посыльным, которого прислал за ними доктор.

Наутро за завтраком принялись расспрашивать доктора о достопримечательностях Александрии и намечать дальнейшие планы отдыха. Первым делом надо было посмотреть на бакшишку («толкучку» по-русски), потом поход по магазинам, которых имелось великое множество. Нужно было посетить и «Греческую таверну», где, по словам доктора, подают великолепную рыбу, «барабульку», огромных креветок и холодное сухое вино.

За воротами такси появилось как по мановению волшебной палочки. Все погрузились в машину, Петр Иванович произнес: «бакшишка», водитель понимающе кивнул головой, и через полчаса их захлестнуло бесконечное людское море.

Чего там только не было! Зазывалы громко приглашали снующих туда-сюда людей в магазины и палатки, лоточники на все лады расхваливали свой немудрящий товар, предлагая его хоть оптом, хоть в розницу.

У наших ребят от этого изобилия разбегались глаза. Петр Иванович и Особливец у одного из лоточников увидели магнитные японские браслеты и решили купить по одному.

– Кем флюс? – спросил Особливец лоточника. Тот по невообразимому акценту покупателя сразу сообразил, с кем имеет дело, и выбросил на пальцах «восемь» пиастров. Ни слова не говоря, они оба протянули лоточнику по одному фунту, взяли сдачу и отошли, не преминув заметить удивление лоточника. Когда у доктора спросили причину удивления, то оказалось, что лоточник ждал, что они будут его азартно уговаривать, торговаться, в общем, вести «деловой» разговор. Тогда он уступил бы им эти браслеты за гораздо меньшую сумму и сам при этом испытал бы удовольствие. А тут они испортили ему торг, зато на будущее хорошо усвоили урок.

И все-таки в магазины ребята заходили нечасто. Они просто-напросто стеснялись того, что их от самого входа почти вели под руки, вываливали перед ними груду товаров, предлагая то одно, то другое. И если даже летчики ничего не покупали, их все равно вежливо провожали до выхода и радушно приглашали заходить почаще. Все было настолько дешево, что было даже неловко ничего не взять.

Накупив всякой мелочи, бесконечно устав от этого доброжелательства, ребята потащились в «Греческую таверну». По дороге Соковых ворчал, как старик:

– Чертовы капиталисты! Замучили своей обходительностью. То ли дело у нас: пару раз спросил у продавца, а на третий раз он посылает тебя куда подальше и ты бодро покидаешь магазин. Так и хочется сказать этим арабам: возьми все мои фунты, выброси меня из магазина, я тогда с удовольствием тебя облаю и буду чувствовать себя как дома! А так я очень устал и больше, хоть убейте, ни в один магазин не пойду!

Но на улице тоже не было покоя ни от детей, ни от взрослых. На каждом углу звучало: «Мадам мункен?» – «Женщину не надо?» Отбиваясь от назойливых александрийцев, ребята наконец добрались до цели своего путешествия.

В таверне было прохладно, а внутренний вид поразил их. Народу было мало, на них никто не обращал внимания, они же озирались по сторонам, как загнанные звери. Подошел официант. Петр Иванович, как «знаток» арабского языка, отчаянно жестикулируя, изображая, как пьет из кружки, очень четко выговорил: «барабуля», креветки!

Официант удалился, и минут через пять они с удовольствием попивали холодное вино из медных запотевших кружек и ели замечательную по вкусу рыбу. Но еще более замечательны были креветки. Это были прекрасные экземпляры, каждый из которых – длиной сантиметров по двадцать. Креветок Петр Иванович пробовал и в Клайпеде, и в Москве, но там все они состояли из маленькой головки и длинного острого «штыка».

Ребята медленно и молча ели, налегая, в основном, на молодое вино. Официанту пришлось раз пять заменить пустые кружки на полные, прежде чем офицеры мало-помалу разговорились.

Подошел местный араб и стал что-то говорить им. Общими усилиями сообразили, что тот предлагает им устриц. Конечно, об устрицах ребята слыхали не раз, но пробовать не довелось никому. Надо было рискнуть. Бросили на пальцах. Устриц выпало кушать капитану Соковых.

Один араб тотчас же принес устриц. К нему подошел второй с лимоном. Первый быстро вскрывал раковину устрицы, второй на обнажившуюся белую студенистую массу капал лимонный сок, от этого из массы поднималась крошечная черная головка с маленькими рожками. Это означало, что устрица свежая, живая, и ее можно есть.

Все с нескрываемым отвращением смотрели на эту отвратительную массу, это «изысканное» блюдо. Лицо же Соковых выражало еще и безмолвную мольбу. Но все жаждали «крови». Анатолий взял раковину в руку, закрыл глаза и отправил эту слизистую массу в рот. Но проглотить ее, как следовало сделать, он не смог и начал жевать, а уже потом проглотил.

Увидев, что их клиент устриц жует, арабы стали усиленно махать руками, повторяя: «Мистер, мафиш!»

– Глотай, Толик, глотай! Видишь, арабы что говорят!

– Не могу, ребята! – с отчаянием произнес Соковых.

– Выиграл – ешь! – дружно заявили все разом, и экзекуция продолжалась. Но на десятой устрице Соковых не выдержал, вскочил из-за стола и пулей вылетел в туалет. Некоторое время спустя он подошел к ребятам немного зеленоватый, но улыбающийся:

– Как хорошо, что меня вырвало! Ну, кто теперь следующий? Я тоже «жажду крови».

– Ладно уж, не будем зря тратить деньги, – сказал кассир Зайцев, – давайте лучше выпьем за мужественный поступок капитана Соковых!

Анатолий обиделся, но сел на место, проворчав недовольно:

– Ну ладно, следующее новое блюдо – за вами!

Время было уже позднее, и порядком поднабравшиеся молодого вина летчики отправились к себе. Еще один день отдыха миновал. Следующий решили посвятить ресторану «Дары моря», который располагался на мысе Абукир, в живописном и даже экзотическом месте, с трех сторон омываемом волнами Средиземного моря. И столики были разбросаны так, что создавалось впечатление, будто их тоже омывают морские волны.

– Проклятые загнивающие капиталисты! Устроят же такую прелесть, что и не захочешь, а придешь еще раз! – восхищенно произнес Особливец.

Работники ресторана встретили посетителей радостно, как будто те были самыми дорогими гостями. Тотчас же сдвинули вместе два столика и рассадили за ними молодых людей.

Вид на море отсюда открывался изумительный. Пока ребята любовались им, официант стоял рядом неподвижно в почтительном полупоклоне. Петр Иванович наконец вспомнил, что как «знаток» арабского языка должен был сделать заказ, так как это стало как бы его обязанностью. Он повернулся к официанту и непроизвольно произнес:

– Коньяк! – и, чуть подумав: – Стела-бира, сика, кока-кола, сама!

Официант поклонился и жестом пригласил его следовать за ним. Петр Иванович повиновался.

Они вошли в огромный холодильник, где в тазах лежали всевозможные сорта рыб. Петр Иванович тыкал пальцем в наиболее экзотические по виду экземпляры, и официант записывал в свой блокнот. Наконец, остановившись возле емкости с крабами, он жестом показал, сколько их нужно приготовить.

Официант проводил его до столика и бесшумно удалился. Мгновенно появились прохладительные напитки, а чуть спустя – огромная куча крабов.

Коньяк разлили в стаканы так, как обычно и разливали русские «хабиры». Чокнувшись, выпили, а потом взяли по крабу. Экземпляры были великолепны. Однако никто из сидящих не знал, как же к ним приступить.

– Ну что, военная интеллигенция, только и усвоили из культуры, как коньяк стаканами пить. Вам бы еще капустки солененькой и не надо никаких крабов с устрицами, – съязвил Петр Иванович. – Ну ничего, мне приходилось русских раков есть, а это – почти родные братья, только другой формы. Так что разрешите мне пострадать за вас на этом поприще!

При слове «устрицы» лицо Соковых от «приятных воспоминаний» передернулось в гримасе отвращения. Петр Иванович демонстративно взял самого большого краба. С чего же начать? С выдергивания клешней? А вдруг они сразу не выдернутся?

Тут он обратил внимание, что сверху краб прикрыт неким подобием сковородки. «Ну, с нее и начну», – он поддел ножом эту импровизационную крышку, которая как-то легко снялась. Под нею обнажились какие-то зернистые кружочки, отдаленно напоминающие икру.

– С икры и начнем, – произнес он, предварительно лизнув «это» языком. Во рту остался странный привкус, икру не напоминающий.

– Но вы, друзья, не спешите следовать моему примеру. Вы знаете и собирали грибы. А они хоть с виду и безобидны, бывают и ядовитыми. Так и с этой икрой. По виду-то она как икра, а по вкусу – хуже некуда.

Ребята дружно засмеялись. Долгое «выступление» первооткрывателя крабов было завершено довольно забавно.

Петр Иванович поманил официанта, и когда тот подошел, жестом показал на крабов и на свой рот. Официант сразу взял краба и стал быстро отделять от него съедобные части и складывать на тарелку перед Петром Ивановичем. Теперь уж можно было спокойно брать и отправлять в рот, что Петр Иванович и не замедлил сделать. Ребята во все глаза смотрели на него. Потом, вдохновленные столь мужественным примером, и сами занялись крабами, выпив еще раз за «первопроходца».

Потом наступила очередь рыбы, от которой ломился стол. Ее было столь много, что съесть всю даже для четверых здоровых парней оказалось просто невозможно. Решено было попробовать от каждого вида этих даров моря. Эта трапеза продолжалась часа четыре, не меньше. Петр Иванович увлекся поеданием рыбьих голов, так как дома это было его любимым делом после рыбалки.

Наконец, наевшись до икоты, наши путешественники расплатились и на такси вернулись восвояси. Чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя от этого обжорства, они решили немного отдохнуть и искупаться.

На следующий день они наметили посещение ювелирного магазина мистера Мухаммеда, а вечером – ночного бара. Но осуществить задуманное они смогли лишь два дня спустя. А причиной тому послужило злоупотребление Петра Ивановича в поедании рыбьих голов. К несчастью, он не учел, что морские рыбы – не наши безобидные речные обитатели. Как объяснил ему доктор, в головах морских рыб содержится синильная кислота, и Петр Иванович еще легко отделался...

И только на третий день выбрались они в город. То, что они увидели, войдя в ювелирный магазин, поразило их воображение. Золота было много. И не просто много. Оно было разложено в таких количествах, что, глядя на него, они растерялись от неожиданности. И самое главное – эти прекрасные драгоценные безделушки можно было потрогать, даже примерить, и никто не следил за тобой, не хватал тебя за руки, не призывал к осторожности. Единственный продавец совершенно не обращал на них внимания, пока они к нему не обратились.

А вот тут уж продавец показал, на что он был способен. Он тотчас же оказался возле них и стал переворачивать блестящие вещички, стараясь изо всех сил представить их в самом выгодном свете. Потом достал из коробок новые изделия и опять стал на все лады расхваливать свой товар. Начался отчаянный торг.

Вкусы наших «хабиров» были бедны и ограничены, и они стали набирать всевозможные кольца, перстни, цепочки... Не отставал от друзей и Петр Иванович. Он отобрал себе цепочку с подвеской «Нефертити», семь колец, среди которых были три ажурных, перстень с изображением головы Александра Македонского на каком-то черном камне и золотой браслет.

Когда все было взвешено, торговые страсти разгорелись с новой силой. Хозяин просил за все сто фунтов, Петр Иванович давал только семьдесят пять. Поладили на восьмидесяти шести, и все богатство перекочевало в карман Петра Ивановича.

В переводе на советские деньги это составляло 177 рублей 16 копеек. Но это было золото высшей пробы, а не отечественная 583-я проба, которая здесь значилась под номером 14 и спросом практически не пользовалась. Арабы презрительно называли такие изделия «железками».

Правда, арабское золото не очень нравилось советским женщинам, так как было слишком мягким. То ли дело – «железная» 583-я!

Ребята тоже закупили кое-что. Торг вели почти со знанием дела, бойко изображая свою цену арабскими цифрами. И продавец, и покупатели прекрасно ими оперировали. Закончив свои дела, направились к выходу. Хозяин проводил их до самой двери, с поклонами предлагая заходить почаще.

У каждого летчика было теперь в кармане целое состояние, и это, по общему мнению, следовало обмыть. Первый же бар оказался довольно приличным. Подобных заведений здесь было множество.

В огромном зале бара посетителей почти не было. Только несколько скучающих «девочек» для увеселения клиентов сидели за столиками, но наши герои не обратили на них ни малейшего внимания. Они были настолько напуганы разговорами в Союзе по этому поводу, что предпочитали обществу этих довольно привлекательных особ питье коньяка стаканами.

Из ресторана ушли заполночь.

Улица полыхала огнями рекламы. Проходя мимо одного из магазинов, Особливец капризно заявил:

– Хочу маринованных огурчиков!

Наверное, это можно было устроить, но как объяснить хозяину, что нужны маринованные огурчики? Однако Особливец пьяно настаивал. Он стал убеждать ребят, что сам по-арабски объяснит хозяину магазина, что такое «маринованные огурчики».

Зная уже местные нравы, ребята не сомневались, что если хозяин поймет, что от него требуется, то огурцы будут.

Хозяин магазинчика вежливо пригласил их к стеллажам со всевозможными продуктами, но огурцов там не нашлось. Ребята стали с интересом ждать, как Особливец станет по-арабски спрашивать хозяина об огурцах.

А тот между тем, приняв непринужденную позу, обратился к хозяину со словами:

– Мистер, у вас есть такие зелененькие, с пупырышками, в банках – фи?

Араб непонимающе пожал плечами. Особливец еще раз повторил свою фразу, усиленно помогал себе руками. Но араб никак не мог понять, чего же хочет от него этот мистер покупатель, хотя Особливец вставил в свою тираду целых два иностранных слова – «мистер» и «фи» («есть»). После повторного пожимания плечами ничего так и не понявшего араба, Особливец повернулся к друзьям:

– Пошли отсюда, ребята. Этот араб не понимает по-арабски!

Продавец проводил их до выхода с явным недоумением. Но все уже не обращали на него внимания, садясь в такси, чтобы, отдохнув, назавтра отправиться на базу.

Наутро проснувшись и плотно позавтракав, все уселись в машину и отбыли в часть в Джанаклиз. Доложив командиру о прибытии, звено уже на следующий день приступило к несению боевого дежурства.

В этот день с аэродрома Каир-Вест намечался вылет самолета МИГ-25 на разведку территории, оккупированной Израилем. Звену капитана Маклакова предстояло прикрыть взлет и посадку МИГ-25.

Часов в десять звено поднялось в воздух и направилось к аэродрому Каир-Вест. Уже при подходе летчики увидели выруливавший МИГ-25, который сразу же и взлетел. Петр Иванович подвел свою машину к этому самолету и некоторое время держался с ним рядом. Но, не доходя до Суэцкого канала, МИГ-25 свечой ушел вверх, и сколько ни пытался Петр Иванович держаться на своем МИГе рядом, из этого ничего не получилось. Он так явно отставал в скорости, что не было другого выхода, как перевести самолет на снижение скорости, перейти на бреющий полет и идти на свой аэродром на заправку. Через час предстояло вернуться назад для прикрытия посадки возвращающегося МИГ-25. На прикрытие этой машины звено капитана Маклакова летало двадцать семь раз.

В районе военных действий наступило временное затишье. Самолеты противника по какой-то причине перестали пересекать Суэцкий канал, но дежурство в части не прекращалось.

В один из дней, когда не было боевого дежурства, командир вызвал к себе капитана Маклакова и поставил задачу облететь наш ракетный комплекс, прикрывающий Каир.

В задачу входило подойти к Суэцкому каналу, снизиться до минимальной высоты и «атаковать» комплекс так, как это сделал бы противник. Вылет через час.

У командира в комнате сидел полковник Лихачев.

– Ну, Петр Иванович, – сказал он, – покажи этим ракетчикам, что мы уже не лыком шиты!

– Понял, товарищ полковник! – сказал Маклаков и вышел из комнаты.

Через полчаса он уже был в воздухе. Обогнув Каир слева, вышел на Суэцкий канал, а затем, развернувшись, взял курс примерно на то место, которое на карте показал ему командир, полковник Ласкаржевский.

Самолет шел почти над верхушками пальм. Вдалеке Петр Иванович увидел на пригорке антенну комплекса, а под ним простирался большой овраг, тянувшийся точно в направлении ракетных установок. Петр Иванович отметил, что ширина оврага позволяет втиснуть в него самолет, и, снизившись, помчался прямо между его склонами. Создавалось впечатление, что самолет идет, как электричка, под землей.

Через некоторое время боевая машина оказалась рядом с ракетными установками, но значительно ниже их. Ракет было по три на каждой пусковой установке, и все они были направлены в сторону Суэцкого канала.

Петр Иванович так стремительно атаковал комплекс сзади и так же мгновенно нырнул снова в овраг, что ракетчики его даже не заметили. Потом на высоте пяти-десяти метров перелетел через реку Нил и прямо по курсу увидел гигантскую пирамиду Хеопса. Рядом располагалась пирамида поменьше. Расстояние между ними было такое, что проскочить там маленькому юркому самолету не составляло большого труда. Промчавшись между этими сооружениями, Петр Иванович уже хотел перейти к набору высоты, но вовремя заметил, что прямо по курсу тянутся линии высоковольтного напряжения. Пришлось еще снизиться, проскочить под ними. Проделав этот очень непростой маневр, машина поднялась на сто метров, и Петр Иванович, запросив вход в зеленую зону, через несколько минут уже докладывал о выполнении задания.

Однако через полчаса командир вновь вызвал его к себе и сказал, что ракетчики запрашивают через Каир, почему самолет вовремя не «атаковал» их.

Петр Иванович засмеялся и попросил командира разрешить ему еще одну атаку комплекса.

– Но только, товарищ командир, пусть они вылезут из своих бункеров наружу и глазами увидят, если их приборы не способны меня зафиксировать!

На том и порешили. Теперь уже Петр Иванович точно знал расположение комплекса и путь подхода к нему. И когда через тридцать минут после стремительной атаки удивленные ракетчики своими глазами увидели самолет «противника» ниже уровня комплекса, Петр Иванович мог только предполагать, какая растерянность и недоумение были написаны на их лицах.

По возвращении на аэродром он доложил командиру о результатах. Ласкаржевский удовлетворенно улыбнулся, а Лихачев пожал руку отчаянному летчику и сказал:

– Молодец, Петр Иванович! Звонили ракетчики: хотят менять расположение комплекса. Ну и задал ты им работы! А теперь пойдем к тебе и до ужина поиграем в нарды.

Время пролетело незаметно. После ужина они пошли смотреть кино. На следующий день командир опять вызвал Петра Ивановича к себе и поставил новую задачу: нужно было произвести атаку на советский крейсер, стоящий напротив Александрии километрах в восьмидесяти в море, звеном на предельно малой высоте.

– Позывные крейсера «Байкал». Свяжешься с ними и уточнишь задачу, – сказал командир. – Вылет через полтора часа.

Петр Иванович собрал свое звено, и они выехали на аэродром. По дороге он поставил задачу и определил каждому его место. После взлета взяли курс на Александрию. Шли над верхушками деревьев, а перед Александрией набрали высоту пятьдесят метров и вышли на береговую полосу.

Отойдя километров пятьдесят от береговой линии, увидели впереди корабль. На расстоянии он выглядел игрушечным. На море была мелкая зыбь, что позволило визуально определить расстояние до воды.

– Переходим на первый канал связи! – передал Петр Иванович своим. Те выполнили команду.

– «Байкал», «Байкал»! Я – 761-й, на связь! Уточните, какова высота облета?

– Как можно ниже!

Петр Иванович пошел на снижение. Звено последовало за ним. Крейсер стал быстро приближаться.

– 763-й, обойдешь крейсер сзади! – передал капитан команду ведущему второй пары.

Когда Петр Иванович на высоте пяти метров от воды поравнялся с носом крейсера, то борта его оказались очень высоко над самолетом.

Отойдя километров десять от корабля, Петр Иванович запросил:

– «Байкал», «Байкал»! Я – 761-й! Такая высота полета подходит?

– 761-й! Я – «Байкал»! А ниже ты не можешь?

«Юморист!» – подумал Петр Иванович, а по радио сказал:

– Извини, «Байкал», я ведь на самолете, а не на подводной лодке!

Выполнив еще пять полетов, звено взяло курс на Александрию, а еще через полчаса приземлилось на аэродроме.

 

Жизнь на аэродроме продолжалась однообразно. Полеты проводились через день. Звенья поднимались в воздух, если самолеты противника подходили к Суэцкому каналу, но в контакт с ними не вступали. Сохранялась почти мирная обстановка.

В один из дней звено заступило на боевое дежурство. Только подготовили самолеты, как по радио раздалась команда:

– Звену капитана Маклакова – в воздух! Направление – на Порт-Саид! В воздухе на малой высоте – цель. Атаковать и уничтожить!

Подбежав к машинам с уже запущенными двигателями, звено молниеносно взлетело и на предельной скорости по-
мчалось к Порт-Саиду. Все внимание было обращено на землю. Сами самолеты в воздухе на солнце заметить было трудно, но тень на земле выдавала их. Полет проходил в полном радиомолчании. Наконец Петр Иванович на земле увидел тень и, подняв глаза от зелени, заметил в небе самолет противника. Это был «Скайхок», очень напоминающий наш МИГ-15. Нажал кнопку. В наушниках раздался устойчивый рокот ракеты. Петр Иванович нажал на гашетку. Ракеты пошла в направлении цели. С других самолетов тоже пошли смертоносные снаряды. Все они были направлены точно, и «Скайхок» разлетелся на мелкие обломки.

Было принято решение возобновить ночные полеты. Летчики же целых восемь месяцев не вели ночного пилотирования и навыки следовало восстановить. Провозными и контрольными полетами должен был руководить Лихачев.

На другой день в 17 часов все выехали на аэродром, прошли предполетную тренировку, а когда стемнело, Петр Иванович с полковником Лихачевым поднялись в воздух. После набора высоты и перевода машины в горизонтальный полет по приборам у Петра Ивановича было все время такое ощущение, что самолет летит вверх – так много звезд было на небе. Звезды уходили даже в горизонтальном полете под крыло, и казалось, что они везде. Африканское небо очень отличалось от российского, поэтому приходилось даже в простых условиях ориентироваться только по приборам. Выработав горючее, они возвратились на аэродром.

На следующий день опять прибыли на аэродром, на тренаж. Дежурное звено получило команду на взлет и понеслось в сторону Порт-Саида. Летчики на это как-то не обратили внимания. Противник часто беспокоил, но в контакты с нашими силами не вступал. Поэтому такие вылеты были как бы для страховки. Так было и на этот раз.

Минут через сорок услышали гул самолетов приближающегося звена, которое должно было пройти над посадочной полосой, распуститься и сесть.

На высоте двадцати-тридцати метров звено вышло на полосу и только достигло середины, как ведомый второй пары Коля Филиппенко начал заваливаться вправо. Звено стало распускаться, а Филиппенко все заваливался и заваливался.

Все застыли в тревожном ожидании беды. Отойдя от аэродрома примерно на километр, самолет вдруг еще резче накренился вправо и врезался в землю. Мощный взрыв потряс округу. Когда к месту катастрофы примчались «скорая» и пожарные машины, то прибежавшие следом летчики увидели огромную воронку и разбросанные вокруг обломки машины. Летчика искать просто не было смысла: при ударе о землю турбина идет вперед и разрывает летчика так, что от него уже ничего не остается.

Всем было страшно тяжело и жаль этого худенького, смышленого паренька. Особенно убивался его ведущий Екатеринчев. Полеты прекратили, и все летчики, потрясенные несчастьем, уехали к себе, чтобы собраться в столовой и помянуть погибшего товарища. После поминок в тревоге разошлись по своим комнатам и два дня слонялись без дела, пытаясь хоть немного забыть о случившейся трагедии.

И только на следующую ночь капитан Маклаков выполнил полет по маршруту на перехват.

Утром командир вызвал к себе капитана Маклакова и приказал ему со всем звеном на вертолете МИ-8 лететь в Каир в госпиталь на врачебно-летную комиссию.

Быстро собрались, вся четверка погрузилась в вертолет, и через час приземлились в Каире. Вертолет сразу же улетел на базу, а к ребятам подошел какой-то человек:

– Кто из вас капитан Маклаков?

– Я! – ответил Петр Иванович.

– На вас пришел приказ о награждении орденом Красной Звезды, поздравляю! – сказал встречавший.

Ребята окружили своего командира, от души поздравляя.

– Ну что ж, пока госпиталь отменяется. Это же дело надо обмыть, тем более что в кармане у меня наберется фунтов десять. Приглашаю всех в ресторан! – сказал Петр Иванович.

В ресторане пили долго и много, а когда вышли, новый товарищ потащил их в заведение для бедных арабов, где 500 граммов коньяка стоили всего 15 пиастров.

Это был небольшой магазинчик с высокой стойкой и несколькими столиками. За одним из них в углу сидел мулла. Когда вновь прибывшие немного выпили, их новый товарищ объяснил, что когда сюда входит араб и ему наливают спиртное, то мулла его убеждает, что по Корану мусульманину пить нельзя. Сейчас тот смотрел куда-то в угол и молчал.

Выпив еще и разговорившись с новым знакомым, Петр Иванович узнал, что в Каире имеется большое двенадцатиэтажное здание, где живут с семьями русские, работающие в Египте.

Немного позже хозяин пригласил их в небольшую комнатушку, где были приготовлены кальяны. После этого неприятно побаливала голова и немного подташнивало. В окна уже заглядывала ночь, и нужно было возвращаться в госпиталь. Там они застали только одного дежурного врача, который, увидев пьяную четверку, удивленно развел руками:

– Ну как же я приму вас в таком виде?

– Ничего, доктор, вы нас все-таки примите и проверьте, мы очень спокойные, – чуть заплетающимся языком сказал Петр Иванович и сел для проверки давления.

Доктор недовольно поворчал, но проверил давление у всех и был очень удивлен, что параметры оказались в норме. Он позвал медсестру, которая разместила их в палате и выдала постельное белье. При этом она унесла всю их одежду, оставив нашим героям только трусы. Из белья же больничного у них оказались только рубашки. На возмущенный вопрос Соковых: «Что это значит?» – медсестра спокойно ответила, что врач запретил оставлять им штаны, опасаясь, как бы эти бравые ребята не сбежали до завтрашнего утра. Поворчав и посмеявшись, все улеглись спать.

Обшарив свои карманы наутро, Петр Иванович обнаружил, что остался еще целый фунт. Слуга-араб мигом доставил бутылку коньяка, и ребята, употребив граммов по 150, отправились на комиссию.

Войдя в кабинет терапевта, они увидели вчерашнего доктора.

– Ну, как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Отлично! – ответили летчики.

– Я в этом не сомневался, если вчера, когда вы были в стельку пьяны, вас можно было посылать хоть в космос! Давайте ваши книжки, я их заполню, и идите к другим врачам.

К обеду обход врачей был закончен, и после обеда четверка уже летела в Джанаклиз. А к вечеру Петр Иванович уже сражался в нарды с Лихачевым. Утром предстояло заступать звеном на дежурство.

И вновь все пошло по-старому: дежурства, полеты, вечером кино, которое уже до чертиков всем надоело.

– Знаете что, ребята, – сказал как-то вечером Петр Иванович, – а давайте перемешаем части кинофильма, хоть какое-то будет разнообразие.

Так и порешили. Вот после этого и пошла потеха... Только прошла первая часть, где все герои были живы и здоровы, как во второй их уже несли убитыми. Сначала публика не поняла, что случилось. Но когда в третьей части они опять ожили, в зале началось что-то невообразимое: все затопали ногами, за-
свистели, вскочили с мест. Валуйский побежал разбираться с киномеханиками, и переполох продолжался не менее часа.

На следующий день все повторилось сначала. Зрители неистовствовали, Валуйский метался от кинобудки к экрану, пытаясь что-то объяснить, и только великолепная четверка, которая вела себя так же, как и все, могла бы объяснить причины этого безумства.

На следующий день Валуйский пришел к ним и заявил:

– Петр Иванович, это твоя работа, я знаю. Но я поставлю солдата, и больше такой фокус не пройдет!

Петр Иванович, честно глядя Валуйскому в глаза, невинно ответил:

– Ну что ты, Ваня, разве я способен на это?

– Ну, на что ты способен – я знаю. Это твои чудачества. Посмотрим, что будет, если я все-таки поставлю солдата с автоматом.

Петр Иванович вызвал к себе все звено:

– Придумайте, что хотите, но чтобы солдата у дверей кинобудки несколько минут не было. Я поменяю пленки, иначе Валуйский точно будет знать, что это наших рук дело!

Вечером у кинобудки действительно стоял солдат, правда, без автомата.

– Вперед, гуси-лебеди! – скомандовал Петр Иванович. – Чтобы через минуту солдат исчез!

Через несколько минут солдата на месте не было, а когда он вновь появился, дело было уже сделано. Пришедший в зал Валуйский подозрительно покосился на четверку друзей, но, увидев бдительно стоящего на страже солдатика, успокоенно сел на свое место. Наши герои сделали вид, что окружающие их нисколько не занимают, но между тем с нетерпением ждали начала киносеанса.

Первая часть прошла великолепно, и в перерыве Валуй-
ский с иронией посматривал на них. А потом повторилось вчерашнее, только с еще большим эффектом.

На следующий день капитан Валуйский снова разговаривал с Маклаковым:

– Я знаю: это твоих рук дело. Не понимаю только, как ты при охране сумел это сделать? Но прошу тебя просто по-человечески: не делай больше так.

– Ладно, Ваня, когда просят по-человечески, тогда я больше не буду, извини!

С этого времени кинофильмы стали идти нормально.

Как-то командир предложил капитану Маклакову поехать в Каир и отвезти кое-какие документы в штаб. Петр Иванович сел на «Урал» и некоторое время спустя был уже в Каире. Дорога заняла около трех часов.

Узнав о предполагаемой поездке капитана в столицу, ребята собрали деньги и написали солидный список того, что им было нужно. В частности, среди заказов были коньяк, сало и пр.

Поручение командира было сразу выполнено, и Петр Иванович отправился выполнять заказы ребят в один из лучших каирских магазинов. Поставили машину перед входом, он протянул хозяину список заказов. Когда тот увидел количество этих заказов, то сразу же с поклонами проводил «мистера» в чистенькую, отдельную от магазина комнатку и тут же уставил стол всевозможными напитками и закуской. Улыбающийся хозяин объяснил, что все это – за его счет.

Петр Иванович неторопливо выпил, плотно закусил и спокойно ждал исполнения заказа, потягивая пепси-колу. Минут через двадцать слуга-араб положил перед ним счет. Петр Иванович отсчитал необходимую сумму и направился к выходу. Его заказ был в точности выполнен, надежно упакован и уложен в машину.

Назад Петр Иванович добирался уже ночью: по дороге в пустынной зоне пришлось тащить до поста заглохший араб-
ский «Фольксваген».

Когда ребята разобрали свои заказы, Петр Иванович обнаружил, что в пакет было положено немного лишнего. Это, однако, его уже не удивило: он уже понял, что хозяин, опасаясь конкуренции, хотел заполучить богатого покупателя и в следующий его приезд в город.

Утро началось с изнуряющей жары. Петр Иванович включил вентилятор и, стоя под его освежающей струей, смотрел через открытое окно на мандариновые сады. Правда, прекрасный пейзаж портили ряды колючей проволоки, но они были мало заметны на фоне деревьев, сплошь покрытых золотисто-оранжевыми плодами. Мандаринов было так много, что деревья казались красными от их изобилия.

Ребята вовсю пользовались щедрыми дарами природы, хотя, чтобы добраться до них, приходилось проползать под всеми рядами «колючки». Но этот маневр летчики давно освоили, и добыть золотые плоды для них не составляло особого труда.

Вот и на этот раз Петр Иванович с удовольствием наблюдал, как к ограждению подошли четверо и, ловко преодолев преграду, стали переходить от дерева к дереву, отыскивая самые первосортные плоды и наполняя ими принесенные с собой ведра.

Картина была весьма живописна. Но ее мирное течение было внезапно нарушено неуместными и грубыми звуками очереди станкового пулемета. С деревьев, возле которых находились беззаботные летчики, посыпались мандарины и листья. Все мгновенно упали на землю и по-пластунски, забыв почти наполненные ведра, поползли к колючей проволоке. Петр Иванович с любопытством наблюдал, как мастерски ребята проделывали этот сложный «комплекс упраж-
нений». Со стороны ползущие напоминали кротов, зарывавшихся в песок, судорожно, но шустро стремившихся покинуть опасную зону. Отчетливо были видны только соответствующие части тел. А пулемет все играл свою страшную музыку.

«Вот если бы так учили ползать по-пластунски, то наука выживания быстро двигалась бы вперед», – подумал Петр Иванович.

Между тем незадачливые похитители мандаринов быстро преодолели колючую проволоку, так же по-пластунски подползли под самую стену здания, затем разом поднялись и, согнувшись, окружным путем помчались в сторону все еще стреляющего пулемета.

Стрельба стихла так же внезапно, как и началась, а еще через некоторое время показались возбужденно переговаривающиеся ребята. Когда они поравнялись с окном, за которым стоял капитан Маклаков, тот спросил:

– Что там произошло, почему стрелял пулемет?

– Да ничего страшного. У этого дурака-пулеметчика что-то заедал пулемет. Вот он и решил его опробовать, да момент оказался неподходящий. Пришлось сделать внушение, – смеялись ребята.

 

Летная работа шла своим чередом. Все так же летали, поднимались в воздух по тревоге дежурным звеном. Но это было уже привычно: свою силу летчики уже чувствовали и знали, что в воздухе могут схлестнуться с любым противником, выйти из воздушного боя победителями. Петр Иванович знал, что скоро наступит время, и их, опытных, обстрелянных асов, заменит другой летный состав. Судя же по тому, как обучают летчиков в Союзе, он мог делать вполне определенные выводы: поскольку на их место придут молодые ребята, которых учат не тому, как воевать с врагом, а просто водить самолет, то результат замены предопределен – много ребят погибнет, потому что брошены они будут в боевые условия, как слепые котята. И сбивать их будут, и разбиваться они будут, пока не произойдет «естественный отбор» и не останутся в живых только те, кто успеет понять, как нужно много уметь, чтобы стать «летчиками от Бога», а не просто пушечным мясом, жертвами преступно-легкомысленного отношения к подготовке боевых летчиков. А ведь американцы и немцы к этому относятся очень серьезно. Недаром у них есть военные полигоны во Вьетнаме.

Эти горькие мысли не раз приходили капитану Маклакову в голову и он делился ими с друзьями. В то же время его наполняла гордость от того, что здесь уже противник знал: с ним воюют настоящие мастера своего дела, русские асы, которые могут постоять за себя, а потому вылеты по тревоге были теперь явлением нечастым.

Между тем все понемногу готовились к отъезду и упаковывали свои вещи. Петр Иванович тоже готовился. Он приобрел крепкий мешок и укладывал то, что считал нужным, не забывая отмечать каждую вещь в специальном реестре.

Наконец этот день наступил. Приехали представители арабских властей. Весь летный состав собрался в холле, и арабы от имени правительства республики тепло поблагодарили летчиков за помощь, а потом от имени Президента Республики Египет им вручили правительственные награды. Петр Иванович был награжден орденом «За смелость и отвагу».

Замену, прилетевшую из Союза, летчики-старожилы встретили как подобает русскому человеку: в столовой были составлены столы, которые ломились от обилия выпивки и яств. Ждали прибытия автобуса.

К вечеру автобус прибыл. Из него стали выходить тихие, молчаливые, молодые ребята, которых старые летчики расхватывали и вели сразу в свои комнаты, устраивали там, чтобы через час уже сесть за прощальный ужин.

Когда все разместились за столами и налили бокалы, слово взял полковник Ласкаржевский. Прежде всего он предложил помянуть тех, кто навсегда остался лежать в этой земле. Все встали и молча выпили.

Потом было много других тостов, так что прощальный ужин закончился далеко за полночь, и осталось совсем немного времени, чтобы успеть погрузиться в автобус и отбыть в Каир. В Каире их уже ждал самолет. Автобус подошел прямо к нему. Вещи быстро погрузили, а потом провожающие еще раз поблагодарили летчиков за службу и от имени арабского правительства вручили им памятные подарки.

Почти сразу же самолет взлетел и лег на заданный курс. В самолете было свободно, и ребята немного расслабились. Многие задремали. До Москвы предстояло лететь одиннадцать часов.

Наконец самолет приземлился в аэропорту «Чкаловское» в Москве. После выгрузки все должны были пройти таможенный досмотр. У каждого было довольно много вещей, и таможенники внимательно все проверяли. Наконец дошла очередь до вещей Петра Ивановича. Он подтащил свой мешок к стойке досмотра. Таможенник посмотрел на него и задал дежурный вопрос:

– Что-нибудь в нем есть запрещенное к перевозке?

Петр Иванович достал свой реестр, положил перед таможенником и сказал:

– В этом списке обозначено все до последней мелочи. Если хоть что-либо обнаружите, что здесь не указано, то конфискуете весь мешок. Но если не обнаружите, то упакуете все, как было. Я целую неделю этот мешок укладывал!

Таможенник улыбнулся и сказал:

– Забирайте ваш мешок, я вам верю!

А вокруг шла оживленная работа. Ребята вновь укладывали свои вещи на место, сквозь зубы поругивая дотошных таможенников. Наконец все было уложено, а немного времени спустя прибыли представители командования и генштаба. Весь летный состав был построен и им было вручено предписание о новом месте службы. Звено капитана Маклакова направили в Закавказский военный округ.

 

Продолжение следует